– Как мило, я почти растроган. – Мэкки взгромоздился на подоконник, устроился, покачивая одной ногой. – Ты же помнишь правила, детка, да? Отвечай только на те вопросы, на какие хочешь; не хочешь – не отвечай. Если пожелаешь посоветоваться со мной, прежде чем отвечать, я к твоим услугам. Если какие-то вопросы тебя задевают или тебе неловко на них отвечать, сразу говори мне, и мы тут же линяем. Так пойдет?

– Пап, – устало вздохнула Холли, – я в порядке.

– Я знаю. Просто излагаю базовые правила, чтобы всем было ясно, – подмигнул он мне. – Чтобы все оставалось мирно и спокойно, правильно ведь?

Конвей повернулась к Холли:

– Ты имеешь право хранить молчание, но все, что ты скажешь, будет запротоколировано и может быть использовано в качестве доказательства. Ясно?

Когда произносишь стандартное предупреждение, обычно стараешься сделать это непринужденно, не усложняя, но настроение в комнате всегда меняется. По лицу Мэкки ничего не поймешь. Холли нахмурилась: это было что-то новое.

– Что?..

– Ты скрыла от нас важную информацию. Мы вынуждены подстраховаться.

Я сел напротив Холли. Протянул руку к Конвей. Она подтолкнула мне пакет для улик, с найденным в ящике телефоном.

Я передал Холли пакет:

– Ты видела это раньше?

Секунда замешательства; потом лицо Холли прояснилось:

– Да, это телефон Элисон.

– Нет. У нее такой же, но это не он.

– Тогда я не знаю чей, – пожала она плечами.

– Я спросил не об этом. Я спросил, видела ли ты его раньше.

Еще более озадаченный взгляд, медленное покачивание головой:

– Вряд ли.

– У нас есть свидетель, – сказал я, – который видел, как ты бросила его в ящик для потерянных вещей на следующий день после смерти Криса Харпера.