– Естественно. Если только ваша лучшая подруга не предпочитает малолеток.
Мэкки усмехался, даже не пытаясь скрыть.
– И что ты сделала потом?
– Э, ну я же сказала! – Вздернутый подбородок. – Что я должна была делать? Подарить ей куклу вуду Криса и пачку булавок? Я не
Больное место. А я еще и надавил посильнее:
– Ты могла написать ему, чтобы оставил ее в покое. Или назначить встречу, чтобы сказать это ему в лицо.
Холли фыркнула:
– А смысл? Крис меня недолюбливал – знал, что я не куплюсь на его слюняво-щенячьи штучки, то есть никаких шансов залезть ко мне в лифчик, а значит, я злобная стерва, и он не стал бы со мной даже разговаривать, не то что выполнять мои просьбы.
– Эй, малявка. Никто не посмеет лезть к тебе в лифчик до свадьбы, – встрял с подоконника Мэкки.
– У меня просто в голове не укладывается, что ты ничего не предприняла, – сказал я. – Твоя лучшая подруга несчастна из-за парня. А ты просто типа: а,
–
– Ты могла обсудить проблему с Джулией и Ребеккой, выработать какой-нибудь план втроем. Примерно таких действия я от тебя ожидал бы. Если вы такие близкие подруги, как ты говоришь.
– Я уже пробовала. Забыли? Бекка расстроилась, Джулия не желала ничего знать. Если бы Селене стало хуже, я, наверное, опять поговорила бы с Джули, но я не думала, что Селена готова
Но штука в том, что это была неправда, вся история с бессонницей и прочее, – или не вся правда. Я не стал рисковать и переглядываться с Конвей. В телефоне Селены рядом с номером Криса не стояло имени; сообщения тоже не подписаны. Никакой просмотр сообщений в телефоне не сообщил бы Холли, с кем переписывалась Селена.
Может, ложь – это условный рефлекс у семейства Мэкки, всегда припрятать самородок за пазухой, на всякий случай. А может, и нет.