Джулия вытаскивает телефон и принимается кому-то писать; Бекка выкладывает камушки аккуратными спиралями на свободном клочке земли; Селена всматривается в небо, будто оно гипнотизирует ее. Редкие дождевые капли стучат по лицу, но она даже не моргает.
Здесь прохладнее, чем перед главным входом, и свежий ветерок напоминает, что на горизонте, не так уж далеко, высятся горы. Холли прячет руки глубоко в карманах. Непонятный зуд, непонятно где.
– Что это за песня была? – внезапно спрашивает она. – В прошлом году ее все время крутили по радио? Девушка какая-то пела.
– А как она звучит? – спрашивает Бекка.
Холли пробует напеть, но прошло уже несколько месяцев, с тех пор как она ее слышала, и слова вылетели из головы; припоминается только
– Лана Дель Рей? – предлагает вариант Бекка.
– Ну нет, точно не Лана Дель Рей. – Холли впадает в тоску от одного предположения. – Лени. Ты понимаешь, о чем я.
– Ммм? – отрешенно улыбается Селена.
– Песня. Ты ее как-то напевала, помнишь? А я пришла из душа и спросила, что за мелодия, а ты не знала?
Селена задумывается. А потом отвлекается, и вот уже мысли ее заняты другим.
– Блин. – Джулия ерзает на грязных камнях. – Где вообще все? Это место, что, перестало быть типа
– Погода плохая, – говорит Холли. Зуд усиливается. Она находит в кармане обертку от шоколадного батончика, сминает ее в плотный комок.
– А мне нравится, – замечает Бекка. – Тут вечно толклись какие-то тупые парни, прикидывающие, на кого бы наехать.
– По крайней мере, было нескучно. А сейчас с таким же успехом мы могли торчать внутри.
Холли понимает, что это за странное зудящее чувство: одиночество. Осознание лишь усугубляет его.
– Тогда пошли внутрь, – предлагает она. Ей вдруг очень хочется вернуться в “Корт”, погрузиться по уши в электронную музыку и розовый зефир.
–