Аксель попытался улыбнуться.
– Какая у тебя скрипка?
Питер пожал плечами:
– Все равно она для меня слишком хороша. Амати. Мама была скрипачкой, это ее Амати.
– Амати?
– А какой инструмент лучше? – спросил Рафаэль. – Амати или Страдивари?
– Зависит от того, кто играет, – пожал плечами Аксель.
– Вы родились в Швеции, – сказал Рафаэль. – В Швеции находятся четыре скрипки Страдивари, но Паганини не играл ни на одной из них… и я представляю себе…
– Верно, – кивнул Аксель.
– Я собираю струнные, которые еще помнят… нет, – перебил он сам себя, – лучше сформулировать по-другому… Если за этими инструментами ухаживали должным образом, вы услышите пустоту, которая осталась после утраченной души.
– Может быть.
– Я стараюсь напоминать людям об этой пустоте, когда приходит время подписывать контракт, – безрадостно улыбнулся Рафаэль. – Я собираю заинтересованные стороны, мы слушаем музыку, неповторимый скорбный звук – и подписываем контракт, а приложением к нему идут наши желания и кошмары. Это и есть контракт Паганини.
– Понимаю.
– Правда? Такой контракт невозможно разорвать, даже собственной смертью. Тот, кто попытается нарушить условия или решит покончить с собой, очень скоро поймет: так он сделает реальностью свой самый страшный кошмар.
– Что же я, по-вашему, должен ответить?
– Я просто объясняю, что подобные контракты не разрывают, и я… как бы точнее выразиться? – задумчиво спросил Рафаэль сам себя. – Не знаю, будет ли моему бизнесу выгодно, если вы по ошибке примете меня за любезного человека.
Рафаэль подошел к большому телевизору, висящему на стене. Вынул из внутреннего кармана блестящий диск и вставил его в
Экран заполнили серые полоски. Аксель почти физически ощутил страх, увидев, как три человека выходят из дверей кирпичного дома. Он мгновенно узнал двоих – комиссара уголовной полиции Йону Линну и Сагу Бауэр. Третьей была молодая женщина, похожая на латиноамериканку.
На экране Йона Линна вынул телефон и стал звонить. Ему вроде бы не ответили. С напряженными замкнутыми лицами все трое забрались в машину и уехали.