У Джека лицо было даже бледнее, чем у Дженны, когда он смотрел на пустой дверной проем. В конце концов Дженна сказала:

– Надеюсь, когда ты прекратишь размышлять, как сильно задела тебя Пейдж, ты улучишь минутку, чтобы погордиться тем, что она смогла высказать свою точку зрения так, как она это только что сделала.

Джек посмотрел ей в глаза:

– Думаю, я уже горжусь.

* * *

Пейдж сидела в машине матери перед центром Дилана Томаса. Ее бабушка, Бена и тетя Ханна сидели в другой машине, а младшие дети и Пончик остались под присмотром соседки миссис Кейс. Они слишком малы, чтобы смотреть такие пьесы, хотя и безумно хотели увидеть, как будет играть их старшая сестра.

– Думаю, ты после этого прославишься, – прощебетала Флора, а стекла ее маленьких очков запотели от волнения, – и все будут просить у тебя автограф. Можно я попрошу прямо сейчас, чтобы быть первой?

Пейдж добросовестно вывела свое имя на оборотной стороне какого-то рисунка, поскольку это оказался единственный лист бумаги, который удалось раздобыть Флоре. Следующие в очереди были братья: Джош с конвертом и Уиллс с открыткой.

По правде сказать, Пейдж все еще сомневалась, сможет ли сыграть хорошо. Всю прошлую неделю она посещала репетиции, которые прошли нормально, но одно дело – репетиции, и совсем другое – стоять перед зрительным залом, куда могла проникнуть и Келли Дарем, которую недавно исключили-таки из школы, или кто-то из дармитов.

С другой стороны, она была полна решимости не дать им победить. Она хотела принять участие в спектакле. Пьеса ей нравилась, да и для мамы увидеть ее в главной роли значит очень многое. Придет Оливер, а это уже очень многое значит для нее, пусть он и не хочет с ней встречаться. Пейдж почувствовала бы себя законченной неудачницей, если бы сейчас отказалась, хотя, честно говоря, ужасно хотелось.

– Ты в порядке? – ласково спросила мама.

Пейдж кивнула. Она была рада, что они припарковались у реки, далеко от отеля, где она видела отца с Мартой, когда была здесь в последний раз. Они, наверное, занимались тогда сексом, от чего Пейдж становилось тошно и снова накатывала злость на отца.

Он, наверное, не придет после всего, что она ему наговорила в их прошлую встречу.

Хорошо. Она не хотела, чтобы отец приходил.

Он перестал быть частью их жизни.

Сглотнув предательски подступившие слезы, Пейдж сказала матери:

– Ты знала, что Оливия должна была исполнять сегодня «Памяти Дилана Томаса» Стравинского?

– Ты про «Не уходи покорно в сумрак смерти»? Я не знала.

– Теперь не будет. Мисс Кендрик сегодня подтвердила, что она отказалась. Интересно, а пьесу они с Оуэном придут посмотреть?