И вот ты передумала, мама.

Ты решаешь раскрыть глаза и увозишь нас к бабушке, в ее двухкомнатную квартирку в Буренсберге, вы с ней кричите и ругаетесь. И я боюсь, что он приедет и заберет нас, но он не приезжает, и проходит немало времени, прежде чем я понимаю, что он все же останется с нами навсегда.

Мы живем в двухкомнатной квартирке в Клокрике, куда переехали.

Мне тринадцать, когда меня ведут к врачу, молчаливые встречи, где никто ничего не объясняет, в меня вводят холодные стальные инструменты, и я вижу недоумение и сочувствие, но также страх и презрение в их взглядах.

Они смотрят на меня.

Нельзя допустить реинкарнации монстра.

И я — живое доказательство того, как больно жить, это боль, которую многие стараются не видеть, предпочитают не смотреть правде в глаза.

Ты замолкаешь, сестра моя.

Тебе исполняется пятнадцать и шестнадцать без тортов и свечей, и мы с тобой скрываемся на переменах под деревьями в углу школьного сада, ни с кем не общаемся, словно все знают, словно общение с другими не дает утешения. Лето бесцветное, безветренное, и мы лежим на полу в самые жаркие дни, ты ничего не говоришь, даже не отвечаешь, когда я спрашиваю, не хочешь ли ты покататься на велосипеде.

Больница. Ты сидишь в углу на кровати. Ты попадала туда несколько раз.

Я зову тебя.

Ты ушла из школы раньше меня, и я зову тебя, когда вхожу в дом.

— Элизабет! — кричу я, стоя в прихожей, но ты не отвечаешь.

В гостиной пусто, и я хочу снова уйти, укатить на велосипеде вслед за ветром в другой мир, не похожий на эту тесную затхлую квартирку, где проходит наша жизнь.

Но ты не поедешь со мной.

В ванной запах плесени, белый кафель облуплен на стыках, но крючки под потолком, на которых обычно висит сушилка для белья, достаточно прочные, чтобы выдержать твой вес.

Белая веревка дважды обернута вокруг твоей шеи, твое лицо посинело, на нем застыло испуганное выражение, и твои глаза, мои глаза вываливаются из орбит. Твои мягкие светлые волосы свисают на твое обнаженное, неестественно чистое тело, твои нога замерли в воздухе. Они неподвижны.

На твоих руках и ногах маленькие раны — словно в последний момент ты одумалась и пыталась выбраться.

На дне ванной — желтая лужа мочи.

В шланге душа нет воды. Мне тогда очень не хватало воды. Так хотелось, чтобы оттуда ударила полная жизни струя.