У Марка не было ни малейшего желания совокупляться с нею в любой позе, в любом виде, зато ему очень захотелось что есть силы пнуть ее ногой. Мысль о том, как его ботинок ударяет ее в зад, опрокидывает, прогоняет улыбку с ее лица, делает ей больно, заставляет заплатить за все, что она сделала, показалась ему очень соблазнительной, однако он понял, что на самом деле ничего этим не добьется. На самом деле девочке – чем бы она ни являлась – больно не будет, а он тем самым только выдаст себя, раскроет свои истинные чувства.

А это, наверное, самое опасное, что он только может сделать.

Поэтому Марк не двинулся с места, равнодушно глядя на девочку, а та непристойно рассмеялась – издав грязный отвратительный звук, соблазнительный и в то же время презрительный, многообещающий и в то же время пренебрежительный. Она выставила свои ягодицы, но он, развернувшись, направился обратно к Дому, и всю дорогу его сопровождал ее омерзительный хохот.

Марк дождался возвращения родителей на кухне.

Отец и мать вошли, держа в руках сумки с продуктами.

Марк собрался с духом.

– Мам, пап, нам нужно поговорить.

Переглянувшись, родители посмотрели на него. Ответил отец:

– О чем, сынок?

– О Доме.

– Мне нужно разгрузить мешки с кормом. Я полагал, ты мне поможешь…

– О девочке.

И снова родители переглянулись между собой.

– Садитесь. – Марк указал на стулья, пододвинутые к кухонному столу.

Они начали разговор.

Марк не стал давить на отца расспросами про девочку, но рассказал о том, что произошло с ним в коридоре, дав ясно понять, почему у него возникло желание бежать, покинуть дом. Он объяснил, что именно этого хотела она. Она хотела ослабить Дом, хотела разделить семью, хотела выгнать их отсюда.

– Но я ей не поддамся, – закончил свой рассказ Марк. – Я вас люблю. Люблю вас обоих.

– Я тоже тебя люблю, – заверила его мать.

Отец молча кивнул и накрыл его руку своей.