Потом, отталкиваясь спиной и локтями, я сделал последнюю попытку освободиться. Наконец толстяк качнулся в сторону. Он опять замахнулся, пытаясь достать меня снова, но в руке у него ничего не было. Он два раза перевернулся и, скатившись по склону на несколько метров, запутался в складках своей накидки.

Я выбрался из грязи и прислонился к дереву, чтобы передохнуть. Воздух не шел в легкие, горло перехватило, голова кружилась. Внезапно все мое нутро перевернулось, и меня вырвало у подножия дерева. В висках бешено стучала кровь. Лицо покрывала ледяная испарина – предсмертная испарина.

Не помню, сколько я простоял на коленях. В совершенном изнеможении, в полной прострации. Наконец я поднялся и посмотрел на мертвеца. Он лежал на спине со скрещенными руками в пяти метрах от меня. С откинутым капюшоном, открывающим круглое лицо, обрамленное короткой бородой. Рана на шее походила на ожерелье, черное и ужасное. Рукоятка моего ножа при падении отломилась.

Под громкий стук крови в висках я вдруг сделал открытие.

Этого я тоже знал.

Ришар Мораз, первый подозреваемый в деле Манон Симонис.

Тот человек с кроссвордами. «Еще увидимся», – сказал я ему в баварской таверне. Так и случилось. У него на всех пальцах кольца. Они-то и пустили солнечного зайчика, послужившего мне сигналом.

На среднем пальце левой руки я заметил необычный перстень с печаткой.

И надо же! Я сразу узнал рисунок, украшавший ключицу Казвьеля. Рабский ошейник, прикрепленный к цепи и вроде бы насаженный на стержень. Я подошел ближе, чтобы рассмотреть перстень. Точно тот же символ, повторенный в золотом рельефе.

Я задрал правый рукав мертвеца, чтобы кое-что проверить, – на руке была повязка. Я сорвал ее: рана была четкой, примерно десяти сантиметров длиной, и шла вдоль руки. Это именно он принял удар Казвьеля в суматохе ватиканских музеев.

Я только что решил одну из своих проблем.

Ту, что брала начало на Симплонском перевале.

75

75

Вымороженный пейзаж. Голые, сухие деревья. Поля черной земли, словно изрытые свежими могилами. Светлое, до рези в глазах, небо.

Мой взгляд привлекло одиноко стоявшее на вершине холма дерево. Рвущийся к небу пленник земли, окаменевший от холода. Я задумался о своем положении. Мертвец под ногами, правда – где-то наверху, и я между ними.

В тот момент расследование для меня не существовало.

Оно вело меня прямым ходом в ад.

Я решил помолиться. За Мораза, безусловно связанного с тайной «лишенных света» и с делом Манон Симонис, и за невинно пострадавшего Бухольца, проклятьем всей жизни которого была Агостина Джедда.