Раздалось чириканье из рации Глинна, и он ее включил.

— Это Гарса, — пришел слабый голос на фоне радиопомех. — Нахожусь в танке. Сильные помехи. Не знаю, долго ли мы сможем говорить.

— Продолжай.

— При каждом крене судна рвутся новые сварные соединения.

— Причина?

— Разрядом метеорита разрушено несколько критических узлов оплетки, а другие ослаблены. Рочфорт проектировал люльку в расчете на максимальный крен в тридцать пять градусов, мы пока на десять градусов ниже предела. — На мгновение радио замолчало. — Но нельзя забывать, что метеорит на двести пятьдесят процентов тяжелей, чем Рочфорт первоначально предполагал. Возможно, конструкция слабовата.

— Насколько слабовата?

— Трудно сказать без… — Голос снова пропал. — Тем не менее в конструкцию был заложен избыточный запас прочности, даже выше двойного обеспечения. Стоунсайфер думает, что мы можем еще долго продержаться в таких условиях. Но с другой стороны, если полетят ключевые узлы, вся конструкция может быстро рассыпаться.

— Я не люблю все эти «может, не может».

— Невозможно сказать точно.

— Быстро — это как быстро?

— Я бы сказал, минут пять, десять. Может быть, больше.

— А потом?

— Метеорит станет подвижным. Смещение даже на несколько дюймов, вероятно, окажется фатальным и разрушит корпус.

— Усильте сварку критических узлов.

Наступила пауза, сопровождаемая треском помех. Глинн знал, что Гарса думает о том, что произошло, когда он в прошлый раз руководил сварочными работами в танке.

— Есть, сэр, — прозвучал наконец ответ.

— И держите подальше от него соленую воду.

Ответом ему были только радиопомехи.

Великолепный корабль «Ролвааг» шел на юг. Наперекор всему он шел на юг.