— Шлюха, вы хотите сказать?

— Нет, что вы… я имел в виду…

— Я не говорила ему ни слова, — прервала его Ульрика. — Но Ульф знает, что я в юности делала немало глупостей. Он, кстати, тоже. Но все взрослеют…

Пер снял куртку:

— Значит, вы помните Джерри, моего отца?

Она слабо улыбнулась:

— Еще бы… он был довольно необычным дядькой. Этакая смесь плюшевого медведя и похотливой обезьяны…. Я так и не поняла его.

— И никто не понимал.

Ульрика провела его в образцово аккуратную маленькую кухоньку и поставила кофе.

— Значит, Джерри уже нет…

— Он умер несколько дней назад.

— И вы хотите побольше о нем узнать?

— Да… в первую очередь о тех, кто с ним проработал много лет. У него был такой напарник… Ганс Бремер.

— Как же, помню… Он был помоложе… Это Бремер там всем командовал. И снимал он.

Она вдруг задумалась, и, казалось, забыла о его присутствии.

— Как получилось, что вы стали работать у Джерри?

Она коротко и неестественно засмеялась. Смех оборвался внезапно, не оставив даже следа улыбки.

— Так и получилось… Когда тебе девятнадцать, вообще мало о чем думаешь. Пришло в голову — так тому и быть. Меня тем летом бросил парень, ушел к другой, я была в тоске и грусти, страшно на него злилась… может быть, хотела отомстить. Хотела даже послать ему журнал, но так и не послала. Мне не дали ни одного экземпляра… хотя деньги заплатили без разговоров.

— Много?

— Полторы тысячи… по тем временам немало, особенно когда тебе девятнадцать… как минимум неделя работы в больнице.