Мужчины, женщины… правда, он никогда не брался допрашивать летей. Были в органах и садисты. Они избивали детей и даже насиловали, но Влад держался твердо. Не моложе пятнадцати лет. И его не заставляли – всегда находился кто-то, готовый его заменить.
Враги народа и предатели. Они другого не заслужили.
На следующий день Рыбаков умер. Заснул и не проснулся. Тихо и мирно, в отличие от тех двух тысяч триста тридцати пяти.
Октябрь. Спутник продолжает кружить вокруг Земли, и людям не надоедает слушать его попискивание. Бип-бип-бип-бип…
Арон бродит по Москве. В многолюдной Москве он не менее одинок, чем этот спутник в черном космосе.
Продолжается массовая реабилитация, и Арону иногда кажется, что он видит в толпе знакомые лица. Это его пугает.
И даже не кажется. Накануне его узнала пожилая женщина около Курского вокзала. Она остановилась как вкопанная, и в глазах ее мелькнул страх. Он ее не помнил. Что он с ней делал? Избивал дубинкой? Пытал оголенными проводами? Не давал спать четверо суток? А может, и не ей. Может, ее мужу или сыну.
Арон не помнил.
Великая цель, великое заманчивое будущее. Об этом они мечтали, разоблачая и уничтожая врагов народа.
И вот это, все, что он видит перед собой, будущее?
Уверенности у него не было.
Что делать? Бежать? Пойти в шведское посольство? Он даже не знает, где оно находится. Податься в ОВИР? Оформить туристическую визу? Вряд ли… людей его профессии за границу не выпускают. Государственные тайны остаются государственными тайнами, а оттого что к власти пришел Хрущев, враги не перестали быть врагами.
Шашлычная «Эльбрус» на Тверском бульваре, рядом с Пушкинской площадью, совсем недалеко от его дома. Надо помянуть Рыбакова – он был настоящим солдатом. Две тысячи триста тридцать пять…
Влад, конечно, пробовал водку за эти годы, но очень редко и неохотно. Но сегодня особый день.
– Триста граммов холодной водки и люля-кебаб.
Официант смотрит на него с иронией, но не возражает.
– Водка остывать будет. Теплая пока…