В сущности, я это знаю. Папа Ло знает, но не говорит. Знает и Шотта Шериф, но вам ведь известны случаи, когда кто-то перестает рассказывать анекдот, потому как вычислил, что вы уже знаете его конец? Разница в том, что я его реально не знаю. На краю моей кровати сидит человек в рубашке цвета морской волны. С Папой Ло я прежде уже встречался. Крупный мужчина, становящийся еще крупнее, когда раскрыляет руки и обнимает всех подряд. Я сам не хлюпик, но даже я опешил от медвежьей хватки этого громилы. «Здесь все в безопасности! Мир и любовь – единственные вибрации, которые мы испускаем!» – сказал бы он, а затем спросил, что там поделывает Мик Джаггер – не заперся ли на небольшой «трах-трах» с чернокожей красоткой. Мне было достаточно двух минут, чтобы срисовать одного из его адъютантов, бдящего у двери потайной комнатки «Студии 54».

– Ты не слышал «Некоторых девушек»?[177] Для них это подлинное возвращение к форме.

– Каких девушек я только не слышал…

Вот и все, что я написал на этот счет. А затем – скачок вперед к событиям нескольких минувших дней. Я еще никогда не видел, чтобы этот крупный мужчина выглядел таким маленьким. У него не было даже энергии сказать Жрецу, чтобы тот снова привел к нему того белого, бомбоклат, парня. Он не хотел рассказывать о полицейском снимке того парня. Не хотел разговаривать о полиции. Он выглядел так, как выглядят пожилые люди, которые знают слишком много или же наконец вошли в тот возраст, когда весь мир для них уже не загадка. Им уже известно дерьмо между людьми, и почему мы все такие подлые, грязные и мерзкие, и какие мы на самом деле гнусные твари – такая вот умудренность, что с определенным возрастом приходит к людям. Причем для этого необязательно быть стариком – Папа Ло не так уж и стар, в гетто вообще не доживают до старости. Причиной всему возраст постижения – как оно подступает, я не знаю, но что-то большое, с сединой, и тебе просто становится ясно, что кажилиться бессмысленно. Эти внешние изменения проступили в нем на протяжении всего одного года, отчего вид у него стал изможденный. Вернее, умаянный.

– Почему полиция убила твоего зама?

– Почему розы красные, а фиалки фиолетовые?

– Не догоняю.

– «Y» – кривая буква с длинным хвостом. Обрезать ей хвост, и получится «V». «В» значит «вагант». Вот ты и есть вагант, то есть бродяга[178].

– Как им удалось его угрохать?

– Я слышал, из двух-трех стволов. По-твоему, этого недостаточно?

– Ты думаешь, вашего парня сдала ННП?

– Что?

– Нацпаты. Это не они слили твоего парня? И почему договор не уважила полиция?