Невдалеке от северного берега из воды поднимался небольшой островок, утопавший в пышных цветах до такой степени, что, казалось, там едва нашлось место для небольшого живописного домика, судя по всему, птичника. С берегом островок соединял мостик, с виду необычайно легкий и крайне простой. Он состоял из одной-единственной доски из тюльпанного дерева, широкой и толстой. В длину она достигала сорока футов и соединяла берега, изгибаясь пологой аркой, что не позволяло ей подпрыгивать и раскачиваться. Из южной оконечности озерца снова вытекал ручей, который примерно через тридцать ярдов нырял в расселину на южном краю долины, а затем, совершив прыжок с отвесного стофутового обрыва, продолжал свой бег к Гудзону.

Озерцо было довольно глубокое — в некоторых местах не меньше тридцати футов, однако ручей нигде не достигал более чем трехфутовой глубины, а в самых широких местах его русло достигало футов восьми, не более. Дно ручья и его берега были такими же, как и берега озера, и если уж можно было там к чему-нибудь придраться, то разве что к чрезмерной опрятности и чистоте.

Пространство зеленого газона там и сям разнообразили отдельно стоящие куртины гортензий, обычной калины или душистого жасмина-чубучника, а в горшках, тщательно скрытых в дерне, росли пышно цветущие герани самых разнообразных расцветок и форм. По бархату луга разгуливало множество овец, а с ними три ручных лани и огромное количество уток с пестрым оперением. За всеми этими существами присматривал большой дворовый пес, среди предков которого явно были английские мастифы.

Холмы на западе и на востоке — там, где в верхней части амфитеатра долины их склоны становились более или менее обрывистыми, были сплошь покрыты густым плющом, и лишь кое-где можно было заметить голый камень. Таким же образом северный скат покрывали пышные лозы дикого винограда; одни из них пустили свои корни у подножья, другие — на его выступах и карнизах.

Небольшую возвышенность, служившую южной границей этого маленького поместья, венчала аккуратная каменная изгородь, достаточно высокая, чтобы не позволить ланям покинуть его пределы. Других оград больше нигде не было видно, потому что они и не требовались — даже если бы какая-нибудь заблудшая овца, отбившаяся от стада, попыталась покинуть долину через расселину, то уже через несколько ярдов она обнаружила бы, что дорогу ей преграждает отвесная скала, с которой падает вниз небольшой водопад, который привлек мое внимание еще тогда, когда я только начал приближаться к поместью. Иначе говоря, единственным входом и выходом в долину служили ворота в проходе между скалами, расположенные на несколько шагов ниже той точки, с которой я обозревал местности.