Итальянец собрал хлебом соус с тарелки.
– Я в деле. Это все?
Со вторым пунктом покончили. Осталось объявить последнюю новость.
– Нет. Человек-гвоздь вернулся.
Впервые морщины на лице жестянщика дрогнули.
– Что ты хочешь сказать?
– Почитай французские газеты: вот уже несколько недель кто-то убивает тем же способом.
– Где?
– В Бретани. В Париже.
Монтефиори взял свой стакан – его рука была испещрена шрамами и коричневыми пятнами. Не рука, а фреска. На ней читались вспышки гнева, битвы и победы первопроходца.
– Фарабо еще жив? – спросил он, отхлебнув большой глоток.
– Нет, но убийца ему подражает. Пока жертв три. Скоро будет четвертая.
– У тебя есть идеи?
– Не могу выбрать между божьей карой и психом из тех прекрасных времен.
– Должен быть и третий ход, более… рациональный.
Морван придвинулся ближе и продолжил, понизив голос:
– Он пытается впутать меня. Оставляет следы, которые ведут ко мне, выбирает жертв, которых я знаю. Он мстит за своего учителя. Ты не заметил ничего подозрительного вокруг себя?
– Нет.
Он задал вопрос для вида. Жестянщик никак не был связан с той историей. Его взгляд ясно означал: