– Скажи мне одну вещь, Эдуард. Когда все у нас с тобой шло гладко – я тебе нравилась тогда? На самом деле нравилась? Как тебе нравилась бы твоя девушка?

– Дa, – подтвердил я. – Нравилась.

– Честное благородное?

– Дa. Ты мне нравилась так, как могла бы нравиться моя любимая девушка.

– А теперь? – спросила она, выйдя из лужи, которая натекла с ее мокрой одежды.

Я не ответил. Открыл чемоданчик и вынул из него дробовик. Стволы натерты маслом, приклад навощен.

– Я сегодня зашла к Диксону, – рассказала Гвен. – На самолете слетала. Они сразу же вытащили чековую книжку.

– Так почему же ты его не продала?

Девушка достала из кармана пачку сигарет «Крейвен А», но та размокла, и она бросила ее в ведро рядом с плитой.

– Хаф-Груни никуда не денется, – сказала Гвен. – Всегда будет напоминать мне о том, что я поступила с тобой нечестно. И – нет, подожди, помолчи пока, Эдуард. Вот еще что.

Она достала ключ и протянула его мне.

– Я наврала. Не была я ни на каком заседании правления. Я была…

– Не надо, – сказал я. – Я все знаю.

– Знаешь?

– Дa. Я там был. Мне рассказали про тебя.

Девушка покраснела. Стыд, жгучий стыд – вот уж чего я не ожидал увидеть на благовоспитанном лице Гвендолин Уинтерфинч.

– Я надеялась получить преимущество, – сказала она. – Но потом я сама себе стала противна. А потом еще на лодочном сарае на Ансте появился этот странный крест… Ты сказал, что собираешься к Макл-Флагга, а сам поплыл назад с седой старушкой. А потом и я туда отправилась, подумала, что пусть хоть дробовик достанется мне.

– А вот чего ты тогда не нашла, – сказал я, подняв на ладони связку ключей от «Бристоля», – так это ключ от другого бокса. Он был на этой связке.