В конце концов Иветта уселась на Паркера и приняла его мужское достоинство в себя, обволакивая его мягким теплом. Шелковые путы были теперь ослаблены настолько, чтобы Адам мог перейти в полусидячее положение. Ева пристроилась сзади, и ее руки обвивали грудь Паркера. Она помассировала его плечи и перешла к горлу.

– А вот и последнее удовольствие для тебя, – прошептала Ева ему на ухо. Паркер успел еще заметить блеск бритвенно острой проволоки, а потом девушка набросила петлю ему на шею.

– О боже! – успел простонать Паркер, прежде чем проволока перерезала хрящ, фасцию и кровеносные сосуды, сдавливая сонные артерии, трахею и пищевод, – а после этого он ничего уже не мог произнести.

В это время Иветта, закрыв глаза, отдалась собственному удовольствию. И первое, что она заметила, – что находящаяся внутри ее плоть обмякла. Иветта открыла глаза и увидела, что голова клиента поникла на грудь, а вторая девушка, называющая себя Евой, держит в руках блестящую металлическую петлю. Это что, какая-то новая игрушка?

– А теперь, я думаю, твоя очередь, – с придыханием произнесла Ева и набросила сверкающую проволоку на шею Иветте. И лишь тогда Иветта заметила, что вокруг шеи клиента, словно ярко-красный галстук, обвилась кровавая полоса, – а несколькими секундами позже она и вовсе перестала что-либо осознавать.

Глава 24

Глава 24

Ник медленно приходил в себя; все его тело болело, а голова просто-таки раскалывалась. Оказалось, что он сидит в чуть откинутом кресле маленького, роскошно отделанного реактивного самолета, что он укрыт одеялом, а под головой у него мягкая подушка. За иллюминаторами было темно. Шум и вибрация свидетельствовали о том, что самолет находится в небе. В салоне никого не было, не считая еще двух пассажиров. Один из них, мужчина лет сорока, коротко стриженный блондин в темно-синей форме летчика, дремал, примостившись в дальней части салона. А по другую сторону прохода в удобном кожаном кресле сидел Тед Уоллер и читал какую-то книгу в кожаном переплете. На страницы книги падал яркий свет небольшого светильника.

– Ну, добрый вечер, товарищ Розовский, – произнес Брайсон по-русски. Речь его звучала невнятно – все еще чувствовались последствия анестезии. – Что читаете?

Уоллер поднял голову и едва заметно улыбнулся.

– На самом деле, Никки, я уже много десятилетий не говорил на этом ужасном языке. И наверняка все перезабыл.

Он закрыл книгу.

– Но если вернуться к твоему вопросу, я перечитываю Достоевского. «Братьев Карамазовых». Исключительно ради того, чтобы лишний раз убедиться, что Достоевский – и вправду скверный писатель. Мрачный сюжет, тяжеловесное морализаторство и стиль «Полицейской газеты».