Мы несколько секунд молча смотрели друг другу в глаза. Каждый пытался вычислить, насколько он может доверять другому. И похоже, каждый пришел к выводу: доверять нет никакого резона.

– Если я сейчас уйду и тебя вот так оставлю, – сказал Брекстон, – ты, конечно, побежишь за мной – арестовывать. Так?

– Так.

– Даром что знаешь – ордером на мой арест можно подтереться?

– Я ничего не знаю. В моих глазах ордер законный.

– Но дочку-то мою ты вернешь?

– Сделаю все, что в моих силах.

Брекстон вздохнул.

– Ладно, придется тебе поверить. Извини, собаченыш, не принимай это как личную обиду, но придется тебя немножко притормозить. А то ты очень прыткий.

Брекстон вынул из кармана взятые из моих вещей наручники, посадил меня на стул и сковал мне руки за спиной, предварительно пропустив цепь через дыру в спинке стула.

– Зря ты в эти игры играешь, – сказал я. – Как я твою дочку буду искать?

– День впереди длинный. До рассвета, думаю, это тебя задержит. А потом торопись.

Выходя из комнаты, Брекстон повернулся и, не произнеся ни слова, сделал странный жест в мою сторону – выставив вперед два указательных пальца, как бы выстрелил в меня сразу из двух револьверов.

Толковать это можно было по-разному.

Я на тебя рассчитываю, дружище.

Или: не побережешься, козел, я тебя урою!

43

43

Брекстон рассчитал правильно: я не стал звать на помощь.

Но что я провожусь с наручниками до рассвета, тут он ошибся.