– Значит, нас уже двое желающих.

Бабун снова снял с подставки трубку, сделанную из кочерыжки, и, продолжая ее изучать, бросил:

– Почему Камачо сознался в своем прошлом?

Каплинджер улыбнулся:

– Кому дано понять человеческое сердце? В его объяснении, которое я очень внимательно читал после того, как Олбрайт в прошлом году вышел на него, написано: «Америка – страна, где заботятся о людях». Понимаете, он был полицейским. И не где-нибудь, а в ведомстве Эдгара Гувера. Но, несмотря на параноидальное безумие этого деятеля, Луис видел, что подавляющее большинство агентов стараются применять закон честно, с должным соблюдением прав сограждан. Камачо приехал из страны, где полиция так себя не ведет. Там полицейские не считаются честными, уважаемыми людьми. – Он пожал плечами. – Луис Камачо инстинктивно понимал Гувера. Он вырос в стране, где у таких типов вся полнота власти. Но Камачо видел свою задачу в служении обществу. Он стал американцем.

– Спасибо, что уделили нам время, господин министр.

– Я провожу вас к машине.

Он провел их через кухню к двери, выходившей на площадку для машин. По дороге он спросил Джейка:

– Как вы узнали, что я «Минотавр»?

– Просто догадался. То, что вы сегодня нас приняли, – лучшее доказательство.

– Догадались?

– Да, сэр. Моя жена предположила, что «Минотавр» – это просто роль, разыгрываемая каким-то актером, и это интуитивное озарение сразу многое прояснило. Потом я вспомнил ваше замечание за обедом в Чайна-Лейк этим летом: вы говорили нечто вроде того, что субъективное восприятие реальности важнее, чем голые факты. Камачо сказал, что те, кому положено знать об этой операции, знают. Это замечание относилось и к вам. Вот я и пришел к выводу, что вы, очевидно, «Минотавр».

– Я считал, что ваши письма – шантаж, пока не увидел вас воочию.

– Я понимал, что у вас могут возникнуть такие подозрения.

Джейк подошел к машине и открыл дверцу.

– Все наши замыслы, – рассуждал Каплинджер, – были шиты белыми нитками. Неудивительно, что Камачо решил, что Олбрайт раскусил это. Олбрайт был не дурак.

Ройс Каплинджер остановился в конце дорожки и посмотрел на облака, собиравшиеся над вершинами гор на западе. Он вздрогнул, когда что-то твердое уткнулось ему в спину.

Бабун тихо сказал ему на ухо:

– Вы слишком часто просчитывались, Каплинджер.

Не разобрав слов, но уловив что-то необычное в тоне, Джейк Графтон повернулся с изумленным выражением лица.