Хорхе так и подмывало спросить, кто ей этот Микке — горилла или бойфренд. Но не решился. Да и неловко спрашивать после того, как снял ее за бабки. Спросил самого себя: неловко оттого, что снял, или оттого, что снял неловко?
Хорхе удивленно повел бровью. Как бы говоря девице: а его-то на кой притащила?
Та врубилась. Сказала, мол, все нормально, он просто решил приглядеть за ней. На всякий пожарный.
— Так он чё, будет слушать нас всю дорогу? Не, так не пойдет.
А геркулес вдруг пропищал:
— Расслабься, доходяга. Я на несколько метров сзади вас пойду.
Фигня какая-то. Да на хрен ты вообще приперся? Хорхелито дважды на грабли не наступает. Знает, каково оно бывает, если недоглядишь за большим дядей. Сказал:
— Хрен с тобой, только не сзади — иди вперед. Чтоб я тебя видел.
Геркулес смерил чилийца взглядом. Хрустнул костяшками. Хорхе не дрогнул. Повторил:
— Если бабки нужны, делайте, как я говорю.
Девица была не против.
Двинулись из пассажа. Вышли через автоматические двери. К парку, разбитому позади Соллентунского экспоцентра. Шли молча.
Геркулес всю дорогу шел метров на шесть-семь впереди.
Хорхе — самый счастливый барыга на Стокгольме. Так отпендехать айну!
Что еще радовало: теперь копы умаются колоть Мехмеда. Кокс-то тю-тю, а без кокса, походу, и предъявить нечего. Правда, когда государство захочет кого-то посадить, статья всегда найдется. Но по-любому лоханулись легавые конкретно — обычно ведь вместо кокса кладут какую-нибудь шнягу, а кокс идет как вещдок. А тут дали Мехмеду
Одно смущало: как они вообще пронюхали?
Сто пудов, курьерша, Сильвия эта, накосячила. Может, на таможне отвечала невпопад да запалилась. Может, овчарки учуяли. А может, страшно подумать, дятел настучал.