Но сейчас загоняться некогда. Кокс у тебя /Абдулкарима. Верных три миллиона грязными. Ключ к стокгольмским пригородам.

Вот подошли к парку. Впереди шагал геркулес. Снег лежал пухлым ковром, белый-белый. Дорожка обильно посыпана гравием. Хорхе глянул на свои кроссовки и мысленно поблагодарил парковое начальство за усердие.

Девица развернулась к нему, дескать, давай спрашивай.

— Спасибо, что пришла.

— Спасибо в карман не положишь.

— Само собой. Как договорились.

— О'кей. Где начинать?

— Ну, для начала скажи, как тебя звать.

— Зови меня Надя. Что тебе рассказать?

— Начни сначала. Как ты попала в Швецию?

Рассказ вышел немногословным. Хорхе засмотрелся на Надю: какая симпатичная! Еще особенность: она вроде и понтуется, а видно, что хочет поделиться. Хорхе приметил: девчонку-то легко уболтать. Азартная больно. В первый раз там, в апартаментах, сказала, что Радован тащится от «Хуго Босса». От костюмов, рубашек, плащей. Лосьона после бритья. Что ни дай, короче.

А почем ей знать, что Радо душится «Хуго Боссом»? Тут два варианта. Либо от других шалав слыхала. Либо сама к нему близко подходила.

Если второй вариант, то девка-то эта — реальная находка для Хорхе, поинтересней всего, что удалось нарыть до сих пор.

Она не хотела молчать. Хорхе проникся бесстрашием этой девчонки.

Надя сказала, что приехала в Швецию шесть лет назад из Боснии и Герцеговины. В восемнадцать лет. Дома ее еще подростком четырежды насиловали сербские менты. Бежала в Швецию, попросила убежища. Два года ютилась в отстойнике для беженцев, рядом с Гнестой. Наивно думала, что уж после боснийской бюрократии шведской ее не удивить. Удивили. Так и жила — лапу сосала. По два часа в день учила шведский для иммигрантов. Хвалили. Быстро насобачилась. В остальное время валялась на кровати. Смотрела телемагазин и утренние сериалы, в смысл почти не въезжала — это тебе не шведский для иммигрантов. Как-то по дури сама приперлась в Стокгольм — прошвырнуться по магазинам. На штуку! — получала две в месяц, одну отсылала домой в Сараево. Оказалось, штука в столице — слезы. Больше не рыпалась. Сиднем сидела в комнатке. Дрыхла, пялилась в телик, слушала радио. Все опостылело. Решила, что спасти ее могут только бабки. А как-то вечером соседка угостила травкой. Надя поняла: за все время — с начала катастрофы в Боснии до того вечера — только и радости в ее жизни было, что этот косяк. И понеслась: по нескольку раз в неделю собирались у соседки. Тупо зависали. Забивали косяк. Оттопыривались. Обратная сторона медали: с бабками был полный голяк. Надя перестала посылать деньги родным. Мертвому припарки. Влезла в долги. Выход нашелся — та же подруга предложила, сама так пробавлялась. Раз-два в неделю стали водить мужиков — надрачивали им, а когда и отсасывали. За услугу брали пару стольничков. А вечером опять собирались у соседки. Мутили реальные плюхи. Вкуривали по-взрослому. Забывали свои печали.