— Кого?

— Клеопу и Кифу.[98]

Йосеф обвел рассеянным взглядом сад, привязанную к дереву вьючную лошадь, тело, лежащее на земле.

— Ты видел, чтобы они говорили с римлянами?

— Нет, но откуда бы они тогда тут взялись?

Йосеф прислушался к биению своего сердца. Оно все так же колотилось о ребра, будто не чувствуя, что опасность миновала.

— Не знаю, — пробормотал он.

Этим утром, семнадцатого нисана, людям впервые с начала праздников было позволено покидать свои дома. Марьям, должно быть, нашла гробницу пустующей и побежала к апостолам, чтобы рассказать им об этом. Почему же Кифа и Клеопа не в Ерушалаиме, не утешают безутешную паству? Там же больше сотни людей.

— Возможно, начались волнения и им пришлось уйти из города, — сказал Йосеф.

Но он и сам не очень в это верил.

Тит огляделся.

— А где Омывающийся на рассвете? Я не видел, чтобы он приехал с тобой.

— Я оставил его поодаль. Подозреваю, он заметил солдат и предположил, что случилось самое худшее. Он и его братья, должно быть, сбежали.

Тит презрительно сжал губы. Он всегда подозревал Матью в трусости, но сейчас сдержался и не высказал это вслух.

Йосеф заставил себя дышать глубже, надеясь, что это поможет ему успокоиться. Посмотрел на тело Дисмаса. Его не покидало ощущение крайнего изумления.

— Я не понимаю, — недоуменно сказал Тит. — Я думал, что мы…

— Я тоже.

Тит резко выдохнул.

— Что ж, тогда нам надо что-то делать с Дисмасом. Мы не можем оставить его здесь, на растерзание диким животным.

— Давай похороним его и отправимся дальше.