— Двадцать за каждый номер.
— Сущие пустяки! Мелочь. Вы — талантливый журналист. Оставьте эту чепуху. Я могу вам дать в руки телевизионную программу, вы будете зарабатывать по крайней мере вдвое больше, чем вам платят эти голодранцы.
— Это было бы неплохо, профессор. Но что поделать, ведь уже имеется договоренность.
Лаудео засунул вышитый платок обратно в верхний кармашек пиджака.
— Понимаю, — проговорил он, — но всегда можно найти решение...
С несчастным видом Маурили снял свою черную шляпу и пригладил кудри.
— А кто поговорит с ними? Вы?
— Не стройте из себя святую наивность, — сказал Лаудео, подтолкнув его локтем в бок.
Маурили начал обливаться потом. Обмахиваясь шляпой, он ответил со вздохом:
— При чем тут наивность? У меня нет никаких предрассудков. Для меня все одно, кто мне платит — вы или они. Но больше всего я дорожу безопасностью. Не хочу поплатиться собственной шкурой.
— Безопасность! И вы ищете ее у них?! Сами прекрасно знаете, что гарантировать безопасность можем только мы. — Лаудео легонько ткнул Маурили в живот, словно закрепляя договор, и добавил: — Держите меня в курсе всего, что они задумают. И прошу вас: постарайтесь не совершить ошибки.
Маурили прикрыл глаза. Понял, что попал между молотом и наковальней. «Те между собой грызутся, — подумал он, — а на орехи достанется мне!»
* * *
Под увитым зеленью навесом царил покой, который трудно себе представить тому, кто проводит свои дни в городской суете.
Худенькая и маленькая, как воробушек, жена Каннито выпорхнула из дома и заняла место за столом, за которым уже сидели ее муж и Каттани.
— Я накрыла в саду, потому что вам здесь нужно пользоваться случаем побыть на свежем воздухе, — сказала она и потрепала мужа по щеке. — Я рада, Себастьяно, видеть тебя таким довольным, умиротворенным,
— О, да, — усмехнулся Каннито. — Мне действительно хорошо здесь. С тобой, с Коррадо. — Каттани взял бутылку и хотел наполнить бокалы. — Нет, погоди, — остановил его Каннито. — Надо другое вино. Это не пойдет.
— Да неважно. Не такой уж я ценитель, — сказал Каттани.
Но Каннито упрямо стоял на своем:
— Нет, нет. Мы оскорбили бы кулинарное искусство моей жены. Пойду принесу другого вина.