Настоятельно попросив Феба принять все возможные меры для своей защиты, я затем стала убеждать его, что нам надо подготовиться к худшему, придумав способ расстроить планы самозванца и отнять у него иллюзию победы.

Выслушав меня, Феб долго молчал, а потом попытался отговорить меня от моего плана. Он привел много возражений — морального (как и следовало ожидать от него) и практического характера, — причем высказал оные с величайшей горячностью.

Главные из них касались репутации Вашей светлости — ведь он всегда прилагал все усилия, чтобы уберечь Ваше имя от бесчестья. Тогда я не представляла, как Ваша светлость отнесется к последствиям, естественным образом проистекающим из моего плана, но всем сердцем надеялась и верила, что в конечном счете снищу у Вас понимание и поддержку.

Наконец мой возлюбленный согласился, что я права. С каким мужеством он признал, что этот безумец действительно может преуспеть в своих попытках отнять у него жизнь, невзирая на все меры предосторожности. Но он не дрогнул перед лицом столь ужасной перспективы и не обратился в малодушное бегство. Да, он был настоящий мужчина!

С того дня, как Вам теперь известно, мы стали мужем и женой во всех отношениях, кроме юридического. А потом, со смешанным чувством радости и горя, я поняла, что понесла дитя! Его дитя! Сына или дочь назначенного наследника Вашей светлости, плод любви, в котором — подтвердятся ли мои страхи или окажутся напрасными — теперь продолжится жизнь моего дорогого возлюбленного и увековечится память о нем.

Случилось худшее. Безумец осуществил свою злую волю, как я и предвидела. И все же милосердная Судьба скоро даровала мне утешение (признаюсь, вопреки всем моим ожиданиям).

Я понимаю, что мне не следует писать Вашей светлости открытым текстом. Вы скажете, и справедливо, что я проявляю опасное безрассудство, ибо раньше уже изложила все Вашей светлости гораздо обстоятельнее и обещала по возможности соблюдать осмотрительность в переписке с Вами. Но я ничего не могу с собой поделать. Я должна дать выход обуревающим меня чувствам — и непроизвольно обращаюсь к Вам, Ваша светлость. Кроме того, я точно знаю: получив письмо через нашего доверенного посредника, Вы сразу по прочтении уничтожите его, как мы договаривались и как Вы, несомненно, уничтожили все прочие мои послания.

Верно, это проклятая дата — одиннадцатое число каждого месяца — вызывает такое смятение чувств во мне. Я не в силах описать ужас, охватывающий меня всякий раз при ее приближении, и безмерное отчаяние, овладевающее мной при пробуждении в саму роковую дату, как произошло и сегодня утром. Оно поглощает меня целиком, вытесняя все прочие мысли и чувства. Однако это также и священная дата, которую я буду отмечать до скончания жизни в каждом месяце года, а особливо в декабре, воздавая дань памяти тому, кто навсегда воцарился в моем сердце и лишил меня всякой возможности когда-нибудь полюбить другого мужчину.