Отвергнутая любовь

Стоя перед дверью в кабинет Персея, я гадаю, не обратиться ли мне за советом к мадам в неожиданно переменившихся обстоятельствах. Однако я быстро принимаю решение. Я знаю, как следует поступить во имя Великого Предприятия, и я должна сделать это без промедления, пока мне не отказало мужество.

Я смахиваю слезы с глаз, глубоко вздыхаю и уже собираюсь постучать, когда дверь вдруг открывается.

Он стоит на пороге, с книгой в руке, в темно-фиолетовом халате до пят и черной бархатной феске. Ворот сорочки у него расстегнут, в зубах зажата горящая сигара. На краткий миг лицо Феба Даунта с портрета, где он изображен в обличье турецкого пирата, и с фотографии, найденной мной в тайном шкапчике Эмили, словно сливается с живым лицом его сына, и я завороженно застываю на месте, с нескрываемым восхищением глядя на высокого красавца в дверном проеме.

— Я направляюсь в библиотеку, — сообщает он мне с сердечной приветственной улыбкой. — Почему вас не было за ужином?

Я говорю, что была в Норт-Лодже.

— У Роксолла?

— Да. Надеюсь, он вам нравится?

— Роксолл-то? Ну да, конечно, нравится. У нас с ним мало общего, но я слышал о нем только самые хорошие отзывы, ну и, разумеется, его профессиональная репутация всем известна. Я рад, что он взял вас под свое крыло.

Внезапно охваченная желанием обратиться в бегство, отказавшись от принятого намерения, я извиняюсь за беспокойство и собираюсь удалиться, но Персей ласково берет меня за руку.

— Нет-нет. Прошу вас, входите, — настаивает он. — Сегодня я уже достаточно поработал.

В комнате с каменным сводчатым потолком горит камин, а поскольку Персей считает, что полумрак способствует поэтическому вдохновению, все остальное освещение здесь состоит из единственной свечи на письменном столе и маленькой лампы на столике у камина.

Не зная, как приступить к мучительному разговору, я начинаю издалека и довольно неуклюже выражаю надежду, что он благополучно уладил все дела в Лондоне.

— Вполне благополучно, — отвечает он, подводя меня к креслу у камина. — Мистер Орр говорит, с юридической стороны никаких сложностей не будет.

— А что мистер Фрит? — спрашиваю я, стараясь сохранять веселый тон. — Расскажите же скорее, как он отозвался о «Данте и Беатриче». Мне не терпится узнать.

— О, разве матушка не говорила вам? Он считает, что с точки зрения поэтического мастерства новая поэма — на данный момент — значительно превосходит все прежние мои сочинения. По профессиональному мнению мистера Фрита, она удастся на славу.

Я говорю, что очень рада это слышать, а потом умолкаю, собираясь с духом перед следующим своим вопросом.