Во время одной из остановок мы подошли к самому краю возвышавшейся над рвом стены и заглянули вниз. Нам казалось, что до садов каких-то пятнадцать-двадцать метров; солнечные лучи неистово били по кронам деревьев. Жара разморила нас, времени было достаточно, и мы не спешили.

Прямо под нами у стены мы заметили темное пятно — большую черную кошку, уютно развалившуюся под солнцем. Возле нее весело резвился крошечный черный комочек — ее котенок. Мамаша то приподнимала кончик хвоста как игрушку для дитя, то слегка отталкивала его лапой, как бы поощряя к продолжению игры. Желая поддержать их забаву, Хатчесон поднял с земли внушительных размеров булыжник и прицелился.

— Смотрите, сейчас я брошу рядом с ними этот камень — пусть погадают, откуда он свалился.

— Будьте осторожны, — сказала моя жена. — Не задеть бы маленького.

— Уж если кто и заденет, мадам, то только не я. У меня меткий глаз. И вообще я нежен и ласков, как цветущая вишня. Обидеть беспомощное существо для меня все равно что оскальпировать младенца. Не беспокойтесь, я брошу достаточно далеко от них.

Он перегнулся через край парапета, вытянул руку на полную длину и разжал пальцы.

Вероятно, есть на свете какая-то неведомая сила, меняющая и искажающая наше представление о размерах и расстояниях, а может, дело было в том, что стена оказалась не совсем отвесной, — во всяком случае через несколько мгновений камень с глухим стуком, донесшимся до нас сквозь слой тугого жаркого воздуха, обрушился на голову котенка, из которой во все стороны брызнули крошечные мозги. Кошка-мать бросила ввысь резкий взгляд, и мы увидели, как ее глаза — настоящий зеленый огонь — уставились на Хатчесона. Затем она посмотрела на котенка, на его безжизненное тельце — совершенно неподвижное, если не считать мелкого конвульсивного подрагивания вытянутых лап, — по которым струились тонкие, как волоски, ручейки крови. Издав приглушенный вопль, так похожий на крик человека, она склонилась над своим чадом и принялась зализывать страшную рану, время от времени издавая глухой стон.

Внезапно она, казалось, поняла, что котенок мертв и вновь посмотрела вверх, на нас. Никогда мне не забыть этого взгляда, выражающего, пожалуй, всю ненависть на свете. Ее зеленые глаза сверкали ярким пламенем, острые белые зубы сияли в ореоле алой влаги, тягуче капавшей с губ и уголков пасти. Сжав челюсти, она до предела выдвинула когти на обеих передних лапах и прыгнула почти вертикально вверх, явно пытаясь достать нас. На излете вывернувшись дугой, она — опять дикая случайность? — рухнула на труп котенка, и ее черная шелковистая спина и бока повернулись к нам, поблескивая кровью и мозгами малыша.