Когда Гурни выехал из леса на уступ над небольшой фермой, он увидел Мадлен. Она сидела на камне в каких-то пятнадцати метрах от него и смотрела на раскинувшийся до горизонта пейзаж, где только извивающаяся дорога и пара едва заметных силуэтов на ней говорили о человеческом присутствии. Он остановился, пораженный ее неподвижностью. В ее позе было что-то настолько одинокое, но в то же время настолько гармоничное… Она была словно маяком, зовущим его в мир, до которого ему было никак не дотянуться.
Гурни не успел понять, что с ним происходит, как это зрелище вонзилось ему в сердце.
Может, у него нервный срыв? Третий раз за неделю он чувствовал, что вот-вот заплачет. Он перевел дыхание и вытер лицо. Голова немного кружилась. Он расставил лыжи пошире, чтобы устоять на ногах.
То ли это движение, пойманное боковым зрением, то ли скрип лыж по сухому снегу — что-то заставило ее обернуться. Она смотрела, как он приближается, и улыбалась, но молчала. У него было ощущение, что она видит его душу так же ясно, как и его тело, — и это было странно, потому что он не верил в существование души и никогда не употреблял это слово. Он сел рядом с ней на плоском камне и окинул рассеянным взглядом холмы и долины перед собой. Мадлен взяла в руки его ладонь и прижала к себе.
Он всмотрелся в ее лицо и не смог найти слов, чтобы описать то, что увидел. В ее глазах как будто отражалась вся красота мира, укутанного снегом, а ее прекрасное лицо как будто было частью этого пейзажа.
Спустя некоторое время — он не знал, как долго они так сидели, — они возвращались коротким путем домой.
На полпути он спросил:
— О чем ты думаешь?
— Я вообще не думаю. Это только мешает.
— Чему?
— Видеть небо, снег.
Он молчал остаток дороги, пока они не зашли на кухню.
— Я так и не выпил кофе, который ты сварила, — признался он.
— Я сварю свежий.
Он наблюдал, как она достает пакет с кофейными зернами из холодильника и отсыпает часть в электрическую кофемолку.
— Что ты? — Она с любопытством взглянула на него, держа палец на кнопке.
— Ничего, — отозвался он. — Просто смотрю.
Мадлен нажала на кнопку. Маленькая машинка издала резкий звук, который смягчался по мере того, как зерна перемалывались. Она вновь на него посмотрела.
— Пойду гляну, что в кладовке творится, — сказал он, чувствуя необходимость чем-то себя занять.
Он пошел наверх, но, не дойдя до кладовки, остановился на пролете у окна, за которым стелилось поле, переходящее в лес. Там была тропинка к уступу. Он вспомнил, как она сидела на камне, погруженная в свой одинокий мир, и его вновь захлестнуло острое чувство, которое он теперь силился распознать.