Так что теперь Линда «гуляла» налево от моего папы, у которого остался только один интерес в жизни — бутылка вырусской крепкой…

А я как раз в это время закончила школу. Стоит ли говорить тебе о том, что ты и сам знаешь? Я собиралась стать врачом и потому намерилась поступить в мединститут. Только мне захотелось поехать в Ленинград, а не в Тарту, где, может быть, мне и было бы легче учиться. Но Тарту слишком напоминал бы мне о моем детстве.

Вот я и последовала примеру Оскара Лутса, который в свое время тоже предпочел Петербург Дерпту…

Можно, конечно, было бы и вовсе никуда не ездить и просто остаться на родине, и в конце концов выйти замуж за какого-нибудь простака, эдакого современного Тийта Хундипалу, который любил бы меня всю жизнь и обеспечивал. Но мне хотелось стать доктором.

И я приехала в Питер, где и познакомилась с тобой. Вот вскоре после того, как мы расстались, я сошлась с Левой Рахлиным.

О, это я прекрасно помнил. Мне тогда было уже безразлично, с кем гуляет Хельга, но все же я отметил, насколько они не подходили друг другу с Левой. Хельга — настоящая северная красавица, а Лева был как хорек — маленький, с крысиной мордочкой и вечно слюнявыми губами. Правда потом, когда я встречал его на последних курсах института, он заматерел, приобрел больше черт мужественности. И тем не менее, разница между молодыми супругами была слишком очевидной и тогда. Другое дело, что меня это уже мало интересовало. Знал бы я тогда, через сколько лет мне предстоит встретиться с Хельгой и выслушать ее историю!

— Он был так хорош, как мужчина? — поинтересовался я, стараясь вызвать в своей памяти образ Левы.

— Пожалуй, да, — ответила Хельга. — У него немного подкачала внешность, но ведь и меня можно понять. Мне очень хотелось найти свое счастье, переломить как-то ту дурную тенденцию в сексе, которая у меня наметилась. Может быть, ты помнишь, что я оставалась совершенно холодна тогда, во дворе, под твоими поцелуями…

Да, это я помнил хорошо, и сейчас мне только оставалось удивляться тому, какая перемена произошла в Хельге за эти годы. Теперь это была поистине страстная женщина.

— Этим я и обязана Леве, — сказала Хельга. — Как бы там ни было, а ему удалось разбудить мою чувственность. Он был очень физиологичен, очень… И под его ласками я расцвела. В нем было что-то от Линды, то есть я имею в виду, что он был такой же чувственный и ласковый, как она. И в то же время он, несомненно, был мужчиной со всеми соответствующими повадками. Ты понимаешь меня?

Я плохо понимаю мужскую сексуальность. Что я мог ответить Хельге на ее слова? Что я понимаю, как ей было хорошо с Левой Рахлиным? Я это вряд ли мог понять, да и не был уверен, что мне очень уж хочется пытаться.