— Я говорю о вытряхивании пятисот тысяч баксов, — ответил он.

— Вы же не думаете, что это будет просто сделать? Они согласятся выдать своего шефа или шефов только под страхом смерти. Настоящей смерти, реальной, мучительной… Это ведь нужно будет организовать.

Скелет взглянул мне прямо в глаза:

— В уголовном кодексе это называется — «истязание»… Лет пять лагерей. Вы это понимаете? А потом мы найдем организаторов и будем отнимать у них деньги. Огромные деньги. Они ведь тоже просто так нам ничего не отдадут… Это будет называться на юридическом языке «вымогательством с применением средств насилия», и так далее.

— Мы стали настоящими преступниками, — произнес я.

Скелет ощерился и налил себе еще водки, правда гораздо меньше, чем в предыдущие два раза — только на донышко.

— Вы ведь хотите сделать операцию своей Юле? — сказал он. — Никто не даст вам пятьсот тысяч баксов. Никто. Ни милиция, ни общественность, ни благородные благотворительные организации. Нигде в мире таких денег вам никто не даст. Все будут сочувствовать и болтать о суровом наказании для виновников. А девушка ваша будет оставаться слепой. Только мы сами можем достать эти деньги. И только таким путем. У этих же гадов.

Мы некоторое время еще покурили, потом Скелет заглянул в комнату и удостоверился в том, что там все в порядке.

— Они молчат и даже друг с другом ни о чем не говорят, — сказал он, вернувшись.

Потом Скелет предпринял обыск квартиры. Он ничего не нашел из того, что могло бы нас заинтересовать.

— Наверное, человеческие органы они хранили в другом месте, — сказал он.

Потом осмотрел все документы и бумаги Хельги, лежавшие в отдельном ящичке ее секретера.

— Свидетельство о разводе, — он протянул мне бежевую книжечку. — Кстати, вы знали о том, что ее муж и она сама до этой больницы работали в Институте транспланталогии?

Это меня сразило в очередной раз. Я оказался полным профаном, а Скелету удалось только за вчерашний день выяснить окольными путями то, о чем я сам не сообразил спросить Хельгу.

— Паспорт, — продолжал он разбирать бумаги. — Даже два, — он хмыкнул, кидая на стол две книжечки — красную и синюю. — Русский и эстонский, — пояснил он.

— Так же не бывает, — заметил я. — Эстонцы ведь не допускают двойное гражданство.

— Там, наверное, тоже бардак, — философски сказал Скелет. — А у нас вообще не понимают, что такое гражданство… Если бы понимали, не засоряли бы страну толпами всяких приезжих. Сделали из России проходной двор для разной нечисти.

Впрочем, сказал это все Скелет как бы между прочим. Его занимало сейчас совсем другое.