— Пора бы уже и Геннадию Андреевичу приехать, — сказал он, поглядывая на часы.

— Мы могли бы уже и начать без него, — произнес я.

— Допрашивать вот этих? — уточнил Скелет и покачал отрицательно головой. — Нет, не будем.

— Почему? — спросил я.

— Потому что нам надо сначала выяснить три вопроса, — ответил он серьезно. — Первый вопрос — я хочу получить свои десять миллионов. Это будет завершением первого этапа операции, после которого можно говорить о втором. Кроме того — я хочу оговорить условия моего дальнейшего участия. И сделать это не с вами, а с Геннадием, потому что он все-таки главный мой заказчик.

— А почему не я? — задал я глупый вопрос.

— Ну, он все-таки главная потерпевшая сторона. Юля ведь — его дочь, а не ваша.

Я хотел было возразить, что Юля — моя невеста, но осекся. Говорить такое в квартире Хельги… Это было бы цинизмом.

— А третье — самое главное, — закончил Скелет. — Я не хочу быть среди вас единственным уродом и допрашивать этих гадов самостоятельно… Что же это будет такое — я стану извергом, а вы останетесь чистенькими. Нет уж, если мучить их, то всем вместе.

Все было изложено весьма логично, последовательно и убедительно.

Но тут приехал и Геннадий.

За то время, что он ездил, осознание успеха окончательно пришло к нему. Теперь Геннадий Андреевич почти сиял. Только в глазах его была настороженность. Он, в отличие от меня, прекрасно понимал, что мы делаем и какова степень опасности. Он не нуждался в скелетовских пояснениях и юридических экскурсах.

— Вот ваши деньги, — сказал он, кладя на стол три пачки купюр. — Здесь одиннадцать миллионов.

— Почему одиннадцать? — отрывисто спросил Скелет. — Вы мне должны десять. Вот пять миллионов и вот еще пять миллионов, — с этими словами он взял две пачки и положил их в карман, оставив на столе тонкую миллионную.

— Миллион — за риск, — сказал Геннадий. — Это я от себя добавил. Просто я видел, как вы сегодня рисковали жизнью…

— Хорошо, — сказал Скелет, без долгих препирательств убирая в карман и третью пачку. — Вы сами это мне дали. Я у вас не просил.

— Теперь давайте все обсудим, — предложил Геннадий, успокаиваясь. — Что мы хотим узнать от них?

* * *

— Сеньоре э синьори… «Алиталия»… Рома — Санкт-Петербурго…

Трансляция в римском аэропорту работала исправно, но Лева плохо понимал по-итальянски. Он понял только, что регистрация пассажиров на рейс «Рим — Санкт-Петербург» и выход к самолету производятся на тридцать седьмой стойке в зале ожидания. Они шли от паспортного контроля к тридцать седьмой стойке, и через стеклянную стену справа от них прямо в глаза било яркое солнце.