— Отлично. Деньги вы отработали честно.

Доротея щелкнула замком сумки, вынула две банкноты и протянула Эрнсту. Он сунул их в карман, отвернулся к окну, снова положил ноги на порожек и лениво выпустил колечко сигаретного дыма.

Доротея стояла у Фрагонара за спиной, разглядывая из-за его плеча двор. В ветвях тюльпанового дерева шумно ссорились воробьи.

Несколько отрешенным, механическим голосом она повторила слова, только что сказанные о ней Фрагонаром:

— Значит, Доротея Гюнтэм живет одна. И никого у нее нет, даже любовника…

— Вы же просили, чтобы я вел себя естественно, правдоподобно, иначе Константайн мог бы заподозрить неладное и, скажем, обыскать мою квартиру.

— Вы действовали прекрасно. Я все слышала. Да, просто прекрасно…

— Как вы думаете, откуда он узнал о Бьянери?

— Понятия не имею.

Эрнст выпустил новое колечко.

— Он предлагал мне деньги. Тысячу, если я отвечу на несколько вопросов. — Фрагонар тихонько хихикнул. — Да, тысячу… Старик, что кормит курочек у меня во дворе, мечтает вернуться в деревню. А я постоянно мечтаю о деньгах, да все впустую.

Доротея снова щелкнула замочком сумки, закрыла ее. Сказала голосом еще более отрешенным, с ноткой самозабвенного восторга:

— У меня тоже есть мечты. И время от времени они сбываются. Но, по-моему, иногда лучше, чтобы мечта оставалась мечтой.

Эрнст покачал головой.

— Одними мечтами сыт не будешь.

— За тысячу вы бы и родную мать продали, верно, Эрнст? — угрюмо усмехнувшись, произнесла она.

Фрагонар рассмеялся:

— Возможно. Если бы нашелся покупатель. Ну а вы? За то, чтобы к вам благосклонно относился Барди, Лонго или Скорпион, — называйте как хотите, — что сделали бы вы? Я люблю деньги, вы — мужчину. И придет ли день, когда мы получим вдоволь того, чего жаждем?

— Вряд ли, — вздохнула Доротея и подняла руку, скрытую сумочкой. Только сверкнул на длинном лезвии солнечный луч. Движение было быстрым, уверенным и точным. Эрнст умер даже не шелохнувшись, не вскрикнув.

Закрыв глаза, она постояла еще немного у Эрнста за спиной, подождала, пока дрожь во всем ее теле окончательно не унялась. Потом выдернула нож из раны и, медленно повернувшись, направилась в ванную. Через несколько минут она вернулась в гостиную, положила нож в сумку. Взглянула на Эрнста, ноги которого по-прежнему лежали на порожке; на Эрнста, мечте которого так и не суждено было сбыться; на Эрнста, спросившего: «И придет ли день, когда мы вдоволь получим того, чего жаждем?»; на Эрнста, приговоренного к смерти раньше, чем он высказал это. Доротея пожала плечами, прогнала мысли о Фрагонаре и, оставив входную дверь открытой, ушла по черной лестнице, чтобы не столкнуться во дворе со стариком, мечтавшим вернуться в деревню.