— Майя, я разочарована! Ты же мне обещала. Почему ты не можешь оказать мне эту единственную любезность? Я сказала маме, что ты в Лондоне, и она очень расстраивается, что ты до сих пор не пришла.

«Какая радость — проболтаться целый день в доме престарелых», — недовольно подумала Майя.

Но сегодня, на десятый день пребывания в Лондоне, она уже думала о визите к прабабушке немного по-другому. О том, что она «проболтается» целый день неведомо, где, Майя уже не говорила — она и так не делала ничего другого, заполняя дни бессмысленной деятельностью, которую стыдно было так называть. Вместо того чтобы ходить по магазинам, в которых она все равно ничего не может купить и впадает от этого в еще большую депрессию, она лучше поедет к прабабушке Уайетт и проведет день среди старых вешалок, которые будут ездить ей по ушам. Она подозвала официанта, рассчиталась за тост, вышла на улицу, перешла на другую сторону, подошла к телефону-автомату и набрала номер прабабушки.

Эдит Уайетт, как и многие старики, жила прошлым, прилипнув к старым историям о войне. Она могла часами говорить об оккупации немцами Гернси. Так было всегда, сколько Майя себя помнила. Старуха постоянно жевала одну и ту же жвачку, к которой Майя не испытывала ни малейшего интереса.

Дом престарелых находился близ Лондона, в идиллической деревушке недалеко от Хенли. Большой, украшенный многочисленными архитектурными излишествами, дом, построенный еще в викторианскую эпоху, был со всех сторон окружен широкой верандой и стоял в большом, немного запущенном саду, где среди фруктовых деревьев были расставлены белые скамьи и стулья. Но старики сидели не там, среди уюта высокой травы и малиновых кустов, а рядами расположились на веранде, как голодные вороны, ждущие, что им перепадет что-нибудь съестное. Когда Майя подошла к веранде, разговоры стихли и все головы повернулись в ее сторону. С каким удовольствием она показала бы им язык.

Майя ненавидела стариков. Она ненавидела седые волосы, трясущиеся головы и слюнявые рты. Она ненавидела зрелище упадка, напоминавшее о том, как близко она сама стоит от той черты, дальше которой начинается прямой путь к неминуемой смерти.

«Жить, — думала она, проходя мимо ворон и стараясь не вдыхать исходивший от них запах старости и болезни, — я должна жить, я должна жить изо всех сил, не так уж много мне и осталось».

Мысль о том, что с Аланом она просто теряет время, пришла ей в голову уже два дня назад и без того сильно ее занимала, но теперь, вдохнув этот мерзкий запах, она поняла, что теперь эта мысль ни на секунду не выпустит ее из своих цепких когтей.