Майя снова вздохнула, на этот раз громче. Меньше всего на свете ее интересовал Эрих Фельдман и его проблемы.

— Он стал угрожать Томасу, твоему прадедушке, — сказала Эдит. — Я тебе об этом не рассказывала? Утром того дня, когда он умер — я имею в виду Эриха. Он явился в кабинет к Томасу ни свет ни заря. Выглядел Эрих ужасно: лицо пепельно-бледное, глаза налиты кровью. Он потребовал возбуждающие средства, кричал, что у Томаса, как у врача, должны быть запасы и наверняка у него есть тайные источники… У Томми не было ничего, но Эрих ему не поверил, достал пистолет, и Томасу пришлось открыть ему все ящики, все шкафы — и не только в кабинете, но и во всем доме. Эрих вел себя как одержимый. Мы едва не сошли с ума от страха, потому что на чердаке сидел Жюльен, а люк, ведущий на чердак, был четко виден на потолке. Каждую секунду движимый отчаянием Эрих — а ему и в самом деле позарез были нужны лекарства — мог потребовать у нас лестницу, чтобы обыскать и чердак. Это был настоящий кошмар, — Эдит содрогнулась при воспоминании. — Мне хотелось кричать от ужаса, у меня едва не сдали нервы. Но от этого стало бы еще хуже. Приходилось изо всех сил делать вид, что ничего особенного не происходит.

Эту историю Майя не знала, но никакого интереса к прабабушкиному рассказу не испытывала. Это было страшно давно и не имело никакого значения для ее, Майи, жизни.

— Полагаю, что он не нашел Жюльена, иначе ты не сидела бы сейчас здесь, — недовольным тоном произнесла она.

— Нет, — согласилась Эдит, — я бы здесь не сидела. Эрих ушел, не заглянув на чердак. Но я нутром чувствовала, что этим дело не кончится, и оказалась права. Ближе к вечеру того же дня Томаса вызвали Беатрис и Хелин. Томас приехал к ним. На кухне лежал другой француз, он работал у Эриха, его звали Пьер. Пьер был тяжело ранен. Эрих в него выстрелил. Не знаю, за что… — Эдит наморщила лоб. — Наверное, они поспорили. К тому же Эрих был просто не в себе из-за того, что не мог получить лекарств. Томас рассказывал, что выглядел Эрих еще хуже, чем утром.

— Он смог помочь французу? — спросила Майя. Ей казалось, что еще немного, и она умрет от жажды. «Может быть, мне удастся что-нибудь найти на кухне — банку, не открытую бутылку — чтобы с гарантией знать, что к ней не прикасался ни один из стариков».

— Томас смог ему помочь, — ответила Эдит. — Насколько я помню, Эрих прострелил Пьеру ногу, тот потерял довольно много крови, к тому же стояла страшная жара… — глаза Этит слегка затуманились. — Да, такие вот были времена, — неопределенно сказала она, и в голосе ее послышалась тоска. — Они были страшными, они были опасными, но мы все держались друг за друга, мы жили… а здесь у меня порой возникает чувство, что меня вообще уже больше нет.