Хелин в этот момент была похожа на загнанного в угол зверя.

— Никто из нас не знает, что будет, — прошептала она.

— Мы не знаем? Может быть, Хелин, ты этого и не знаешь, но зато знаю я! — он вышел на середину комнаты и произнес длинную пламенную речь о конечной победе, пытаясь, весьма шатко, объяснить, почему, по его мнению, конечная победа не только близка, но и неизбежна. Никто не осмеливался ему перечить. Он окриком вернул в гостиную Беатрис, которая попыталась было улизнуть в свою комнату. Потом, вспоминая эту сцену, она думала, что они с Хелин, как две примерные ученицы, сидели, выпрямившись на стульях, слушая обрушившееся на них словоизвержение и от души надеясь, что строгий учитель не заставит их повторить сказанное. Эрих наконец иссяк и устало повалился на диван.

— Вы все равно никогда этого не поймете, — пробурчал он. — Вы не сможете ухватить суть!

— Если бы я могла где-нибудь найти эти таблетки, — не раз говорила Хелин Беатрис. — Раньше я ненавидела, когда он их глотал, а сейчас я бы сама их ему подала. Как иначе привести его в чувство?

Беатрис было шестнадцать лет, но она была не по годам зрелой девушкой и понимала, что Эрих — это бомба с заведенным часовым механизмом. До тех пор, пока он не получит свои лекарства, он останется непредсказуемым. Беатрис не покидало чувство, что все катится к какой-то ужасной развязке.

Эриху постоянно были нужны жертвы, на которых он мог бы вымещать подавленность, беспокойство и нараставшую панику. Он часто орал на Виля, который время от времени продолжал исполнять поручения начальника, но никогда — по мнению Эриха — не справлялся со своими обязанностями. Иногда громоотводом служила Хелин; он все время упрекал ее в том, что она никогда не открывает рта и вообще выглядит, как курица или напуганная громом корова. Хелин ходила по дому как тень, изо всех сил стараясь оставаться незаметной. Она и в самом деле, научилась пропадать из вида, двигаться абсолютно бесшумно и таинственным образом сливаться с фоном. Иногда Эрих по несколько часов не мог ее отыскать, хотя она находилась в доме. Было такое впечатление, что Хелин обзавелась сверхчувствительным сейсмографом, который подсказывал ей, когда в комнату войдет Эрих. Она почти всегда умудрялась за несколько минут до его появления ускользнуть из комнаты. Вибрирующая нервозность Эриха, естественно, усиливалась от того, что его жертва постоянно от него ускользала. В таких случаях он принимался искать другого козла отпущения. Больше всего доставалось в таких случаях Пьеру, французскому военнопленному. Он продолжал заниматься садом, хотя абсурдность этого занятия при катастрофическом положении острова была очевидна. Кому были теперь нужны розы, подстриженные газоны, посыпанные гравием дорожки. Пьер не имел ни малейшего понятия об огороде, и поэтому не знал, как использовать грядки и теплицы для выращивания овощей, что могло бы позволить им хотя бы иногда есть салаты или помидоры. Когда Эрих был в плохом настроении, его это страшно возмущало.