Тогда к нему пришла женщина из его ворожбы, села рядом и прижалась к нему. Он попробовал не заплакать и не смог.

Он родился не в срок и попал не туда. И кто назначил ему срок этот?

Как холодно! Он стал частью метрополитена, и надежная стальная колея несла его. Женщина была все ближе, и они остались уже одни в вагоне. Зверев умолял тех, что наверху, об одном. Он просил, чтобы перегон этот продлился еще хоть немного.

…Голос Бухтоярова, невнятный и далекий, пришел к нему:

— Вернулся?

Зверев приходил в себя. С ним произошло то, чего он боялся. Он знал теперь свое будущее.

— Ну как там, на горизонтах? Можешь говорить?

— Все у нас получится.

Он встал, размял спину. Его, как всегда после такой работы, подташнивало, а немного погодя появится зверский аппетит.

— Долго меня не было?

— Около часа. Я уж думал, утащили тебя ведьмы. Пульс пощупал — вроде жив.

— Давай водки выпьем.

— Давай, если просишь. А не повредит?

— Мне нужно. Давай.

— Этого добра у нас хватает.

Зверев налил себе полкружки, выдохнул, вдохнул, выпил. Долго сидел, пытаясь удержать в себе горячую влагу, и наконец это ему удалось.

— Жрать дай. Тушенку режь. И хлеба. С солью… А свет — неверный, утренний — достал его и тут, сочился, проникал в их схрон.

— Все у нас получится.

— Ты что там видел? Я же в колдовство не верю. Так только спрашиваю.