Зверев оказался в своем доме. В том последнем доме, в котором он прожил столько лет. Он встал, раздвинул занавес, потом распахнул рамы. А там, снаружи, стены каменного сосуда, что именуется внутренним двором. Если поднять голову, то увидишь небо в нездешних промывах и край этого сосуда. Его горловое разрешение. И законы предутренней перспективы таковы, что ощущаешь себя на дне этого кувшина. Ему стало холодно. Он закрыл окно и пошел на кухню. А там наполнил кофейник утренней влагой и чиркнул спичкой. Впрочем, кофе не оказалось, и он заварил попозже чай, крепкий не в меру. Он пил из старой алюминиевой кружки во вмятинах на дне, и она жгла ему руки.

«Если летают рои, предаваясь без толку играм, соты свои позабыв, покои прохладные бросив, их неустойчивый дух отврати от забав бесполезных».

…Он шел посреди утренней улицы. Город был пуст. По объездным магистралям круглые сутки перевозили народнохозяйственные грузы, а здесь — никого. Он шел в костюме, свежей рубашке и галстуке. На стоянке такси обнаружилась одинокая машина.

— В лес.

— Кто в лес, кто по дрова. Где-то я тебя видел. Ты в «Якоре» вчера не гулял? — спросил таксист. Это Бухтояров проник в его сновидение. В его колдовскую пьесу. Ах да, он сам велел беречь себя от служебного ворона. Ну что ж. Спасибо. Теперь он не один. Сейчас где-то восемьдесят пятый год. Он уже не один.

— Гулял, — говорит Зверев, — хотя это, возможно, и не так.

Но таксист Бухтояров рад и вспоминает, как там все происходило.

— А с той черненькой получилось?

— Получилось, — отвечает Зверев, поглядывая по сторонам. Но тем временем они уже приезжают. По счетчику с него два с чем-то, но он дает три.

Там, где кончается автострада, за предместьем, лес ухожен и вычищен. Он идет дальше. Туда, где за бельмом пригородного озера начинается другой лес. Где неизвестно с каких времен — узкоколейка, поросшая травой, с насыпью, которую сожрало время. Он идет по этой колее, и она приводит его к тому, что называлось когда-то станцией.

То, что он хочет сделать сейчас, слишком опасно. Нельзя вот так, легко и непринужденно, путешествовать по божественной спирали. Можно и не попасть по адресу, и не вернуться.

Дождя не было давно, и он без труда находит сухую чистую поляну, ложится лицом к небу. Он лежит долго и даже засыпает, и ему грезится какая-то ересь. А когда просыпается, видит над собой облака. Бесполезно и безвозвратно. И тогда он встает, разжигает костер. Складывает подле себя шалашик, а сухих сучьев рядом — вдоволь. Он смотрит внутрь пламени, не мигая. И это двойное уже пламя разрастается необыкновенно и противоестественно. Теперь огонь всюду. Он поднимается до верхних пределов леса и поглощает его. И тогда Зверев входит в это пламя. И еще более странный сон снится ему.