— Вам нужно понять, что Ашлин была человеком, который заставлял вас мечтать. Когда вы находились рядом с ней, то постоянно что-то выдумывали. — Он выпрямился. Он был на своей территории. — Я все не мог понять, может, это из-за того, что она сама была мечтательницей, а она наверняка была мечтательницей. Рыбак рыбака… Но в этом было нечто большее. Это происходило, потому что ей ничего не стоило присоединиться к вашим мечтам, оказаться в них. Ей очень это нравилось.

Звучало как полная херня. Никто не любит превращаться во второстепенного персонажа чужих мечтаний. Если мысль эта и отразилась на моем лице, Рори, так и не надевший очки, ничего не разглядел. Но он сказал, будто подслушал мои мысли:

— Ей действительно нравилось. Просто чтобы вы имели представление: когда мы пошли на ужин, я сказал, что мне кажется, мы знаем друг друга много лет. Ашлин ответила — да, ей тоже так кажется, что-то вроде: «Может, мы уже и встречались, страна ведь маленькая». А я ответил: «Например, играли вместе, когда были детьми. Нам было лет по шесть. На детской площадке. Осенью. Ты показывала мне свою куклу…» Ашлин улыбнулась и сказала, что всегда брала на детскую площадку любимую игрушку, грязного старого пупса по имени Карамелька. И тогда я сказал: «И ты положила Карамельку на скамейку, чтобы он смотрел, как ты качаешься на качелях, а я качался рядом с тобой. А потом пришла другая маленькая девочка, решила, что Карамельку потеряли, и забрала его себе…»

Если бы имя пупса упомянула подружка в своей свадебной речи, это было бы восхитительно. В допросной оно звучало жутковато.

Рори слабо улыбался.

— Я рассказал ей всю историю, как мы оба увидели, что девочка забирает Карамельку, и как мы оба сбежали от взрослых и следили за ней и ее матерью до самого автобуса, а потом всю дорогу до самого города, и как гнались за ней по О’Коннелл-стрит, и забежали за ними в «Клерс», и как за нами погнался привратник, а мы спрятались от него под огромным зонтом. А потом помешали воришке, пихнув его зонтиком, и оказалось, что он украл у девочкиной мамы кошелек, и они нам были очень благодарны, и девочка отдала Карамельку, а потом они посадили нас в карету, запряженную лошадками, и отправили домой.

Иисус всепрощающий, к этому моменту меня бы из ресторана уже ветром сдуло, я бы на полдороге к дому была, звонила своей подружке Лизе и, лопаясь от смеха, обещала больше никогда не ходить на свидания.

— Теперь я понимаю, что вы имели в виду, когда говорили о чудесных свиданиях, — сказала я с мягкой улыбкой. — Это так мило.