Он подошел очень близко к правде, шел параллельным курсом, едва ее не касаясь. Хороший ход. Из-за этого вся история звучит весьма достоверно.
— Он привык стоять там, тенью за окном, в темноте, переминаться с ноги на ногу, чтобы не замерзнуть. Смотреть на свет в ее окнах. Представлять, как он отпирает замок, входит в это тепло, как она устремляется к нему, целует. Представлять, как они готовят ужин на этой светлой кухне. Он нашел свой распорядок, свое равновесие, свое счастье. Он мог жить так до бесконечности.
Рори изменился. Он больше не был маленькой серой мышкой. Он выпрямился на стуле, жесты быстрые и уверенные. Сила в голосе нарастала, пока не заполнила всю комнату. В первый раз я поняла, как Ашлин могла в него влюбиться. Вся эта патетика — последнее, что я ищу в мужчине, но есть в ней притягательность. Рори как будто вырос из своего бежевого свитера, и стало понятно: войди он в комнату — непременно задержишь на нем взгляд, будешь смотреть и смотреть.
— И вот субботний вечер. Человек отправился, как обычно, подсматривать за Ашлин, но увидел что-то новое. Он увидел ее нарядно одетой и накрашенной, она сияла. Увидел, что она готовит ужин не для себя одной, а на двоих, достает два винных бокала из буфета, несет в гостиную. Увидел, как она поет в штопор, точно в микрофон, как танцует, как развеваются ее волосы, как она хохочет. Он увидел, как она счастлива. Как она ждет.
— У него перехватывает дыхание. Он чувствует, что мир словно перевернулся, наверное, думает, что он так сильно мечтал, что мечты превратились в реальность… Но в реальности такое не срабатывает. — Горькая морщинка залегла у Рори в уголке рта. — Он поверил, что каким-то чудом Ашлин принарядилась для него, готовит ужин для него. А когда дыхание восстановилось, он вышел из темноты, смахнул с себя капли дождя и постучал в дверь.
Прекрасный финал. Рори сложил руки, глубоко вздохнул и выжидающе посмотрел на меня. Он хотел все оставить так.
Мне нравился этот допрос. Не только потому что он хорошо продвигался. Мне он нравился, потому что все было ясно.
Никакие «если» и «может быть» не дергались по углам, не болтались в воздухе и не зудели под одеждой. Никаких наслоений маловероятных событий и гипотетических предположений, которые надо учитывать всякий раз, когда открываешь рот или выслушиваешь ответ. Только я и этот парень напротив меня. И то, что, как мы оба знаем, он сделал. Это лежало прямо перед нами на столе, тяжелое, темное, поблескивающее, и тот, кто победит, получит все.