– Хокке, – ответил Хокке Зарко Мартинес и снова сел на койку в темный угол. – Но ты ведь не будешь писать, как меня зовут, да? Я не хочу, чтобы меня фотографировали для газеты. У меня в Швеции остались мама и сестра, знаешь об этом?

Анника внимательно пригляделась к этому человеку. Она знала, что ему почти двадцать шесть лет, но выглядел он значительно моложе. В его облике было что-то наивное, даже трогательное и, пожалуй, туповатое.

– Как ты хочешь, чтобы я назвала тебя в статье? – спросила она. – Ты должен выбрать себе имя.

Он насторожился.

– Любое имя?

Анника кивнула.

– Стальные яйца! – воскликнул он и визгливо расхохотался.

Анника внутренне вздохнула, ожидая, когда закончится этот истерический припадок.

– Может быть, подойдет Андреас?

Он перестал ржать и изобразил рвотный рефлекс.

– Нет, это имечко мне не катит.

Он принялся размышлять. Время шло.

– Я могу назвать тебя Бобби.

– Бобби не шведское имя, а английское. – Он с достоинством выпрямил спину. – Какого дьявола! Ты же сказала, что я сам должен выбрать.

– Шведское имя.

Он откинулся спиной к стене и сложил руки на груди.

– Фредрик, – сказал он наконец.

– Хорошо, пусть будет Фредрик, – согласилась Анника, недоумевая, почему Фредрик катит лучше Андреаса.

Хокке Зарко Мартинес опустил рукава рубашки и подобрал колени к подбородку.

– Ты знаешь, сколько я уже здесь просидел? Я рассказал, что должен был сопровождать груз в Стокгольм, чтобы суд начался поскорее, но они меня надули, сволочи. Я сказал, что хочу, чтобы меня перевели в Швецию, но теперь меня перевезут в провинциальную тюрьму в Альаурине-дель-Торре. Я знаю одного парня, он просидел там в ожидании суда три года. Ты должна помочь мне выбраться отсюда!