Лотта, не говоря ни слова, села за руль и повернула ключ зажигания. Анника заняла место рядом с ней, положив сумку на колени. Она тотчас достала папку бумаг и стала читать записи, внося правку в текст. Она знала, что ее укачает, но будет еще хуже, если она пустится в разговоры.
Фотограф выехала на дорогу N340, а потом свернула направо, на платную дорогу. Она не проронила ни слова, пока они не проехали полпути до Эстепоны.
– Твоя вчерашняя выходка была совершенно недопустимой, – сказала она, продолжая глядеть на дорогу.
– Давай не будем выяснять отношения сейчас, на дороге, – урезонила ее Анника, не поднимая голову от бумаг.
Лотта схватилась за руль с такой силой, что у нее побелели костяшки пальцев.
Путь оказался короче, чем думала Анника. Они очень скоро оказались в Ла-Линее, пограничном испанском городке, откуда до Гибралтара было не больше получаса езды. Они проехали по четырехполосной дороге вдоль моря и скоро увидели величественный Гибралтарский утес, который – если верить Википедии – возвышался над морем на четыреста тридцать метров.
– Постарайся где-нибудь припарковаться, – сказала Анника. – Наверное, нам будет трудно проехать таможню на машине, к тому же неизвестно, пропустят ли нас, потому что автомобиль взят напрокат.
Лотта упрямо наклонила голову.
– Я собираюсь делать хорошие снимки, а для этого мне нужна хорошая аппаратура. Я не могу тащить ее на себе, а значит, повезу на машине.
– Для наших снимков совершенно не нужна студийная аппаратура, – не сдавалась Анника.
В этот момент Лотта затормозила. Стоявшие впереди машины составляли огромную очередь, начало которой было скрыто от глаз.
Анника вздохнула. Они стали ждать. Одну минуту, две, пять.
После этого Анника открыла дверь и вышла из машины.
– Пойду посмотрю, что там творится.
Здесь было намного прохладнее, чем в Марбелье. Море справа было уже Атлантикой, море за утесом – еще Средиземным, но ветер дул с Атлантики. Хорошо, что она надела джинсы и пиджак.
Она прошла около ста метров мимо череды машин, пока не добралась до начала очереди. Потом она вернулась. Лотта за это время продвинулась на четыре метра. Анника села в машину.
– Очередь жуткая, – сказала она. – Надо рассчитывать часа на два, не меньше.
– Ты совершенно не уважаешь меня как профессионального фотографа, – вновь продолжила выяснять отношения Лотта. – Ты велела мне делать никчемные снимки этой уродливой тюрьмы, хотя там можно было найти массу более драматических сюжетов.
Анника сглотнула.
– Да, возможно, – сказала она, – но именно эта уродливая тюрьма важна для нашей серии. Для нас не играет никакой роли то обстоятельство, что там живут женщины с козами и изборожденные морщинами испанские старухи, потому что мы здесь для того, чтобы писать о наркомафии и отмывании денег.