Из моего укрытия видна лишь задняя часть дома: первый этаж, дверь, ведущая в кухню или подсобное помещение, различимы пара небольших окон, французские двери и еще одно окно побольше. Патио с плетеной мебелью под тентом растянулось по всей ширине дома. Чуть в стороне несколько хозяйственных построек, когда-то давно выкрашенных в зеленый цвет.

Дом кажется нежилым. За все два часа в нем ни разу не вспыхнул свет, не открылись ни дверь, ни окно. Неужели я опоздала? Все ушли и больше не вернутся. Камеры под навесом сдерживают мое желание подойти и заглянуть в окна. Кроме того, люди, которые должны находиться в доме, не подозревают о возможной слежке, и я не хочу давать им повод думать иначе.

Прошло много лет с той поры, когда я выполняла подобную работу. С непривычки я быстро устала, проголодалась и замерзла. Выпитая утром чашка кофе осталась в далеком прошлом, а бутылка воды, что я принесла с собой, закончилась к девяти часам. Кажется, кровь перестала циркулировать в моем теле, ноги одеревенели уже час назад. Я все еще жду. Адрес этого дома единственное, что у меня есть. По документам он принадлежит несуществующей ныне компании, директорам которой было заплачено, чтобы они поставили свою подпись. Однако все звонки были сделаны отсюда. Больше искать мне негде.

Я меняю позу, пытаясь заодно согреться, и не отвожу глаз от окон. Часов в десять внутри вспыхивает лампа, но это может быть и сигнализация.

В половине одиннадцатого начинается дождь.

Я прежде слышу его, а потом ощущаю. Капли воды стекают по листьям и веткам у меня над головой, затем падают на волосы, стекая за воротник. Температура падает приблизительно на градус, потом еще на один.

Какая глупость! Что ты делаешь здесь одна, без прикрытия? Зачем наблюдаешь, скорее всего, за пустым домом? Даже если сюда кто-то придет и ты сможешь разглядеть их лица – что дальше?

Грейвс звонил им перед смертью, и они перезвонили позже, но это вовсе не означает, что именно они клиенты, чей заказ выполняет Йоханссон. Но если ты не сможешь вычислить клиента, у тебя ничего не получится.

Дождь постепенно затихает. Я начинаю ругать себя за глупость, когда в кухонном окне вспыхивает свет и в проеме мелькает лицо мужчины. Ледяными пальцами, затаив дыхание, пытаюсь нащупать в кармане камеру. Руки меня почти не слушаются.