Он пробовал забыть о письме, как о выходке психопатической и бессмысленной злобы, однако семена сомнения нашли в нем весьма благодатную почву. Еще с детства он впитал, под давлением матери и Неда, идею о себе как о самом тупом в семье. Добрый старина Энди, надежный, усидчивый, привычкой которого было все доводить до конца, но для которого жизнь не припасла высоких вознаграждений. Даже когда Маурин согласилась выйти за него замуж — мать и Нед были в то время в Европе, — ему показалось это слишком замечательным, чтобы быть правдой.
Хотя он порвал письмо и ни разу ни слова не проронил о нем жене, оно застряло в нем, как заноза. С того дня всегда где-то на краю счастья, впрочем, никогда не казавшегося ему реальным, маячила тень, таящаяся, но всегда готовая обнаружиться, придравшись к тому, что телефон не отвечал, к опозданию на встречу, прячась и разрастаясь до тех пор, пока не создала вот эту самую последнюю и наиболее несуразную фантазию.
То была совершенно абсурдная выдумка, которая в конце концов уступила победу здравому смыслу. С его супружеством все было в порядке, за исключением только этого отталкивающего и самобичующего изъяна в нем самом. Это все, что касается Маурин и Неда!
Как и много раз прежде, Эндрю Джордан, которому очень хотелось быть хорошим, почувствовал отвращение к себе и огромную потребность наладить контакт с женой, как будто прикосновением к ней он смог бы избавиться от своего унизительного подозрения.
— Маурин, — прошептал он.
Он потянулся к ней. С легким вздохом (спит или притворяется спящей?) она перевернулась от него на другой бок.
В спальне было очень темно. Темнота была напоена ее духами.
Всю следующую неделю Эндрю не видел Неда. Это его не удивляло. После смерти отца, когда он принял на себя дело, а Нед унаследовал небольшой, но подобающий доход от трастового фонда, они постепенно разбрелись в разные стороны, выпав из тесного альянса, образованного в детстве и перекидывавшегося от скучной респектабельности их отца к беспорядочным перелетам в мир лихорадочной и неустанной веселости их матери. Всякий раз, когда возникала реальная кризисная ситуация, Нед, как слишком хорошо знал Эндрю, обязательно прибегал к нему. Но сейчас Неду приходилось очаровывать своих миллионеров и знаменитостей, и он не испытывал нужды в Старом Дружище Эндрю, между тем как Эндрю, главным образом благодаря Маурин, почти освободился от изматывающего синдрома любимого Неда, от негодования на него, недоумения и улаживания его делишек. В свои тридцать он был достаточно взрослым по сравнению с братом. Он мог оценивать его наконец, так же как и свою мать, без иллюзий. По крайней мере он верил, что мог.