Она поежилась:
– Я видела, как Стэн однажды поймал осу.
– Вот и представь это. Бить нужно очень быстро и так же быстро отводить руку.
Я показал удар и снова подставил ей ладони.
– Теперь попробуй.
Скаут нахмурилась:
– У меня силы нет.
Я погладил ее по плечу.
– Милая, дело совсем не в том, как сильно ты бьешь.
И Скаут начала боксировать.
* * *
А потом, совсем неожиданно, наступил канун Рождества. Небо стало серым, чувствовалось, что скоро повалит снег.
Я сидел в темном зале школы и смотрел на одетых в простыни ангелов с крыльями, примотанными скотчем, на пятилетних волхвов с ватными бородами, на игрушечных животных в загоне. Посреди всего этого, потрясая кулачком в небеса, стояла Сердитая Овечка.
– Ангелам хорошо! – с горечью сказала она. – Ангелы могут прилететь в ясли. А мне придется идти!
Овечка – Скаут под старым ковриком, приклеенным на такой же старый рюкзак, и с носом, вымазанным черной тушью, – прищурилась, глядя вверх.
– Почему я должна идти в ясли? Я вовсе не хочу видеть младенца, которого зовут Иисус…
Потом она раскаялась и встала на колени, качая головой, а волхвы и ангелы теснились в глубине сцены.
– Ну зачем я была такой сердитой! Зачем жаловалась? Теперь-то я вижу! Наконец я все поняла. – Скаут подняла голову и посмотрела на нас. – Это особенный ребенок.
Маргарет Мэллори наклонилась и пожала мне руку. Вместе с другими родителями мы сидели в темноте и смотрели на сцену. Я давился от смеха, а по щекам текли горячие слезы.