– Что ж, приятно было пообщаться. Серьезно, такого вечера у меня давно не выдавалось. По-моему, все от души повеселились, правда? Может, из-за самой этой ситуации – просто люди думают, что веселятся в последний раз.

– Мексиканцы всегда гуляют, как в последний раз. Это наша национальная черта. И для очень многих все так и есть. В смысле, вероятность довольно велика – особенно в Мичоакане.

– Да, верно. Но еще ведь мы верим, что мертвые всегда с нами. И, может, мертвым праздник тоже пришелся по вкусу. Может, жизнь и смерть не так важны, как нас учили. И вообще, нравится ли мертвым смотреть на веселье живых? Завидуют они или нет? Я, наверное, не стал бы завидовать. Когда умру, я намерен стать счастливым духом.

– А что еще вас не устраивало в вашей жене? – спросила журналистка.

– О чем вы?

Ноги уже не держали Мардера. Чтобы устоять, ему пришлось опереться на Пепу, обвив ее рукой.

– Вы рассказывали о своей жене, и я еще призналась, что она лучше меня по всем статьям. А вы возразили – нет, у нее было два недостатка. Первый – что она была чокнутая. А второй?

– А, да я имел в виду, что она мертва, а вы – нет. Конечно, если быть живым действительно лучше, в это порой не особо верится. Все, я начал нести чушь, пора на боковую.

Он стиснул Пепу в объятиях – оба покачнулись, – поцеловал в щеку и глубоко вдохнул аромат ее кожи: немножко духов, немножко дыма от мяса, немножко чили, немножко текилы, а за всем этим – загадка загадок, феромоны родом из самого плейстоцена, женская сущность как она есть. Вдох превратился во вздох.

– Доброй ночи, приятных снов, – сказал Мардер и хотел было уйти, но обнаружил, что Пепа схватила его за ремень, а ее теплые пальцы шарят у него за поясом.

– Ну не будь ты таким идиотом, – проговорила она. – Тащи меня в постель.

Лежа рядом в чем мать родила, она проронила:

– Луны сегодня нет. Не хватает бледных лунных лучей, они бы освещали мое идеальное тело.

И вправду, подумал Мардер. Сквозь окно проникал лишь свет далеких звезд, блестевших над морем, и ничего не было видно, зато все другие чувства – осязание, обоняние и слух – обострились. Поэтому они касались друг друга, прислушивались и принюхивались.

– Что за божественный запах? – поинтересовалась она, слегка изменив позу, чтобы его руки верней достигали цели.

– Это эхиноцереусы, они цветут только ночью. Покойный Гусман насадил целую клумбу под окном своей спальни. Ну-ка, а это что за звук?

Они напрягли слух. Сквозь распахнутое окно, мешаясь с шумом прибоя, доносились ритмичные высокие вскрики, которые могла бы производить механическая птица.