Я пробую иной подход.
– Ты не помнишь свою сестру? Мою мать? Насколько близки мы все были?
Эв трясущейся рукой снимает очки.
– Да пошел ты, Дэнни. Дешевые потуги. Конечно, я помню, какими мы были. Те дни в Ирландии, нас троих вместе. Это были счастливейшие дни в моей жизни. Я думаю о тех днях все время. В моей голове все это окружено сиянием. Будто волшебство.
Это именно то, что я хотел слышать, но, услышав, чувствую себя ничуть не лучше.
– Так что за чертовщина творится? Я спас тебя.
Глаза Эв – единственная часть ее лица, кажущаяся честной. В их уголках затаились боль и бесчисленные мили пути.
– Спас? Ты доставил меня к Эдит.
– Я думал, что поступаю правильно.
Эвелин закрывает половину лица громадными очками.
– Правильно? Дэнни, правильное и неправильное существуют для людей, имеющих выбор. Я уже за пределами этого. Я думала, через год помру, так что могу не обращать внимания на некоторый
Звучит ужасно. Чудовищно. Как последний гвоздь в гроб надежды.
– Она пыталась убить меня, Эв. Эти копы собирались меня пытать.
Уголок рта Эв дергается. Она что, вдруг прониклась чванством?
– Ага? И где эти копы сейчас, Дэнни?
И вдруг меня отрывает и несет прочь от последнего кровного родственника. Эвелин знает, что Кригер и Фортц мертвы. Это было условием.
Это круто.
– Тетя Эвелин. Эв. Я могу о тебе позаботиться. Эдит опасна.
Эвелин подкрашивает губы. Почти невозможно увидеть в ней зловонную пьяньчужку, которую я в буквальном смысле грузил в свой автомобиль на прошлой неделе. Новый образ попирает прошлый.