– Посмотри на меня! – приказал Рамон.

Она подчинилась, хотя волосы закрывали лицо, словно темная вуаль. Рамон рассматривал ее, как покупатель рассматривает лошадь или собаку, затем похлопал по кровати рядом с собой.

Холли посмотрела на его руку, затем снова на лицо. И не двинулась.

Рамон склонил голову набок, сунул руку за спину.

В руке его появился нож. Рамон медленно поворачивал лезвие. Оно вспыхнуло, отражая свет.

– Как, по-твоему, у нас с тобой утрясется, а? – спросил Рамон.

Холли напряглась сильнее, пытаясь подавить внезапную дрожь. Нельзя, чтобы он заметил и принял за признак испуга. Холли не боялась, но злилась. Сильно.

– Тебе наплевать на то, что я думаю об этом, – сказала она.

– Вовсе нет. Ты ж понимаешь: если бы я хотел, я бы тебя взял. Мы оба понимаем. Привязать тебя тут, приставить нож к глотке; если выкинешь чего – порезать. Можно сыграть и так, если хочешь. Но какой толк? Зачем мучиться, когда есть легкая дорога к точно такому же финалу?

Рамон положил нож на кровать, вынул мобильный телефон:

– Давай я тебе кое-что покажу.

Он встал с кровати, нажимая кнопки на телефоне, кажется целиком поглощенный им. Холли поглядела на нож. Слишком далеко. Даже если достанешь, со связанными руками многого не сделаешь. А снаружи, за дверью, стоит Морган с винтовкой.

Рамон подошел к девушке, показал экран:

– Видишь?

Холли вскрикнула.

Пара живых, полных муки глаз смотрела с чудовищно изуродованного лица, отчего-то сиявшего белозубой улыбкой. Как эта девушка может улыбаться после такой жути, сотворенной с нею? Затем Холли поняла: несчастной отрезали губы.

– Розалита, – пояснил Рамон. – Я разрешил ей выбирать – как и тебе. Как думаешь, что она выбрала? Такая храбрая девушка. И такая красивая. Была. Жаль.

Он мазнул пальцем по экрану, и появилось новое фото: другие глаза, глядящие из такого же кровавого месива.

– Кармелита. И она сказала «нет».

Он снова мазнул пальцем. Холли отвернулась, чувствуя, как подкатывается тошный ком.