И понеслось… проходили минуты, пот бисеринками выступал у Шанса на лбу и сбегал вниз, а Большой Ди все время стоял перед ним, терпеливый, как Иов, с изумительно быстрыми руками, легкий на ногу, и при желании можно было по-новому оценить недавнее ночное происшествие в переулке, поняв, как ничтожны на самом деле были шансы горе-грабителей перед размером, скоростью, опытом и мощью, которые являл Большой Ди в движении.
Шанс не мог вообразить, как в действительности потрошит другое человеческое существо способами, которым пытается его обучить здоровяк, но в остальном получал от тренировки удовольствие. Вначале ему не хотелось вставать, но теперь он не желал садиться. Он начал ценить движение как инструмент, помогающий привести в порядок мысли, не говоря уже о реальности, хотя в какой-то момент – ближе, как ему показалось, к концу тренировки, он позволил любопытству взять верх и спросил о своих шансах… о
– Ты же только что сделал это сто раз подряд.
– Я спрашиваю про стрессовые условия. В смысле какие у меня шансы в реальной жизни.
– Гамлета знаешь? – спросил Ди.
Вот уж кто не уставал удивлять!
Шанс подтвердил, что знает.
– Ну, – сказал ему Ди, – тогда ты в курсе дела. Когда придет время, доверься своей подготовке. Делай, что тебе сказали. А станешь психовать – тебе кранты.
Когда они закончили, или, во всяком случае, пришло время завершить тренировку, здоровяк собрался, разместил метательные ножи с внутренней стороны куртки, пистолет – в кобуре, подвесил у пояса раздвижную дубинку, а Шанс вооружился шестидюймовым обоюдоострым кинжалом, которым теперь теоретически умел пользоваться – если до этого действительно дойдет, – когда они покончили
Шанс и камера-обскура
Шанс и камера-обскура
Карл и Ди отправились в сторону «Голубого дельфина», а Шанс тем временем поехал к себе на квартиру за старыми бумагами. Ди возражал против того, чтобы брать их с собой, но Шанс думал иначе. Он ехал по улицам своего города, одновременно знакомым и невыразимо странным, ошарашенный, охваченный немым изумлением и не понимая, как дошло до того, что артефакты его психического расстройства не остались в прошлом, несмотря на прошедшее время и ту энергию, с которой он этого добивался, а стали последней нитью, еще связывающей его со сколько-нибудь узнаваемой версией жизни на планете Земля, даже теперь, когда тонкий клинок бритвенно-острого кинжала Большого Ди лежит рядом с ним на пассажирском сиденье.