– Смейся-смейся, – проворчал Жан-Батист, – но я тебе говорю, в этом что-то есть, и необходимо напоминать себе почти постоянно, что многие из нас умрут, так и не узнав, что были живы, за исключением, может быть, самых элементарных жизненных проявлений, но о них я даже начинать не хочу, и не проси.

– Хорошо, не буду.

Прошло еще некоторое время. Приборчик перестал жужжать. Он подавал к кровь лекарства, в числе которых был и старый добрый морфин. Жан-Батист поднялся, чтобы проверить капельницу на стойке возле кровати Шанса. В поисках моделей для своих фотографий он часто делал волонтерскую работу в государственных больницах и домах престарелых, хорошо ориентировался в палатах.

– Слезай-ка ты с химии, – сказал француз, – а то она мозги тебе окончательно заморочила. И хватит копаться в сценариях вероятного прошлого. Мне кажется, вполне ясно, что в номере мотеля и духу твоего не было. Ты был на пешеходной дорожке, потом очутился на пляже, а потом – здесь. Перестань уже голову себе ломать.

Шанс ничего не ответил, только смотрел, как Жан-Батист садится обратно на свое место. Он выглядел ужасно усталым, и Шанса тронуло то благородство духа, благодаря которому старый друг предпринял целое путешествие, чтобы его навестить. Глядя на воодушевление Жана-Батиста и его живой ум, приходилось иногда напоминать себе, что француз умирает.

– А как насчет него? – вдруг спросил он.

– Кого? – Шанс все еще думал о своем друге.

– Блэкстоуна. Есть какие-то выводы?

Шанс не сразу нашелся с ответом:

– Думаю, он вроде меня. Думаю, он любил эту шлюху.

– Я хочу, чтобы ты забрал мои фотографии, – сказал ему Жан-Батист.

– Мне бы тоже этого хотелось, – проговорил Шанс. – Очень хотелось.

Только потом Шанс узнал, что Жан-Батист умер в тот самый день, когда он упал, но кто-то из работников бизнес-центра решил, что, возможно, лучше придержать эту информацию до тех времен, пока Шанс немного окрепнет. Он так и не смог до конца поверить, что они с другом не пообщались тогда каким-то образом, что Жан-Батист непостижимым для него способом не побывал у него в палате, поэтому, когда Люси Браун в конце концов пришла к нему с печальной новостью, именно он сказал ей о том, что унаследовал все фотоработы француза.

– Так он, значит, приходил сюда? – спросила секретарша. – Был с вами тут, в палате?

– А как еще я узнал бы?

Люси довольно долго ничего не говорила, но, перед тем как уйти, посоветовала ему осторожнее путешествовать среди сфер.

В том, что его последний визитер действительно явился во плоти, сомнений практически не было, но отдохнуть от сюрреализма не удалось все равно. Этот человек, адвокат по делам о телесных повреждениях, был сложен, как свеча зажигания, и обладал одеждой и манерами зазывалы из стрип-клуба. Прочитав в газете о падении Шанса, он уже побывал в Лэндс-энде на месте происшествия.