– Фил Хайленд, – представился он, пожимая мне руку так, что кости хрустнули. – Расскажите, что тут произошло.
Я охотно и без утайки поведал свою историю. Детектив Хайленд ничего не записывал, просто внимательно слушал. Я сообщил, что встретился с Лу Каледонией на похоронах отца, и тот настойчиво просил меня как можно скорее прийти в его магазин.
– Дверь была не заперта, и я нашел его в кабинете мертвым, – сказал я.
– Говорите, ваш отец недавно умер?
– Несколько дней назад.
– При каких обстоятельствах? – поинтересовался Хайленд.
– От естественных причин, – ответил я. – У него было неврологическое заболевание.
– Печально слышать, – вздохнул детектив. – Значит, вы не были знакомы с этим Каледонией?
– До сегодняшнего дня – нет.
– А что ему было нужно от вашего отца? – спросил он.
– Не знаю. Должно быть, это связано с книгами. У отца была огромная библиотека. Однако мистер Каледония чрезвычайно обиделся, когда я предположил, что он желает у нас что-то приобрести. – Я попытался вспомнить его точные слова. – Он сказал, что на все предложения о встрече отец отвечал ему категорическим отказом. Да, так и сказал: «Категорическим отказом». Я согласился поговорить с ним из любопытства – вдруг он знал что-то интересное об отце?
– Отношения отцов и детей – штука сложная, – согласился Хайленд. – Я своего плохо знал.
– И я. Думаю, вряд ли найдется человек, который по-настоящему хорошо знает своего отца.
Я было решил, что мне удалось установить доверительные отношения с Хайлендом, но это чувство быстро улетучилось.
Он спросил:
– Офицеры уже получили ваши данные?
– Да.
– Тогда вы свободны. Я свяжусь с вами, если потребуются дополнительные сведения, – сказал он. – Вероятно, мы имеем дело с ограблением. В этом районе теперь небезопасно. – Хайленд направился было ко входу в магазин Лу Каледонии, но внезапно обернулся. – Мистер Кертвуд, вы точно ничего не утаиваете? Может, вы еще что-то видели?
Я почувствовал, как клочок газеты в кармане брюк щекочет и царапает бедро. По-хорошему, стоило отдать его. Но… я не хотел. Это было глупо, но я считал эту газетную вырезку частью отцовского наследия.
– Нет, ничего, – солгал я.