– Я не ем.

– Вообще? – удивилась я.

– После тренировки.

– Что посоветуете?

– Что хотите. Я не знаю ваших вкусов.

Я уткнулась носом в меню и, после долгих колебаний, выбрала для себя наиболее понравившиеся названия. Курт и айран.

Куртом назывались шарики из сухого творога, которые подванивали лошадиным потом. А айран и вовсе оказался подсоленным напитком из кобыльего молока, сильно смахивающим на козье.

– Ну как? – спросил у меня Жаик, когда я мужественно сунула в рот творожный шарик.

– Неописуемо.

– У вас не так много времени. Мне нужно еще вернуться за машиной.

– Хорошо. Я постараюсь уложиться в минимум.

– Как вы меня нашли? – неожиданно спросил он. Среди вытертых ковров и родных казахских физиономий его обтянутое войлоком сердце явно обмякало.

– Нашла. Потому что хотела найти. Мне нужно передать вам кое-что, – я достала из кармана браслет и протянула ему.

– Это же ваша вещь. Возьмите.

Я смутно надеялась, что такое внезапное появление браслета вызовет в нем хоть какие-то эмоции. Но лицо казаха осталось непроницаемым, только глаза сузились еще больше.

– Это не моя вещь, – сказал он.

Я даже задохнулась от такой неприкрытой лжи.

– Я видела ее у вас, Жаик. И вы знаете, что я видела.

– Нет. Это не моя вещь, – его и без того смуглое лицо еще больше потемнело. – Она больше не принадлежит мне.

– Вы правы, – легко согласилась я. – Она принадлежит… Она принадлежала женщине, которой больше нет в живых. И вы знаете, что ее нет в живых. Вы знаете, что ее убили.