Наши взгляды скрестились, и я угадала стальную волю за старомодной юбкой и почти мужскими ботинками. Как же я сразу этого не почувствовала? Я сама тоже раньше была непривлекательной.

Вдруг в кабинете раздался собачий вой. Сначала я не поняла, в чем дело, но потом вспомнила, как Том копался в моем телефоне, пока мы шли через площадку. Видимо, сменил рингтон. Опять. Мобильный выл собакой Баскервилей. Росс.

Директриса смотрела неодобрительно. Том качался на стуле, явно очень возбужденный.

– Простите, – сказала я, пытаясь побыстрее выключить телефон, но вместо этого нажала на громкую связь.

– Лили?

– Можно, я тебе перезвоню? – Я с извиняющимся видом посмотрела на директрису и выключила динамик. – Я на встрече.

– Боюсь, что дело не терпит отлагательств.

Мне стало страшно. Что-то случилось. Я так и знала!

– У меня плохие новости.

Директриса смотрела на меня во все глаза. Том раскачивался на стуле, чудом не опрокидываясь.

– С Эдом… плохо. Я, честно говоря, не знаю, как это смягчить… Он умер. Его убили.

– Умер? – громко повторила я.

Том опустил стул всеми ножками на пол и начал яростно ковырять в зубах указательным пальцем – признак стресса.

– Убит? – прошептала я.

– Да.

По ноге у меня потекла струйка мочи. Господи, только не в кабинете директрисы школы! Нелепость, но это взволновало меня сильнее ужасной новости.

Я же слышала по радио, когда мы парковались: «Мужчина найден зарезанным в своем доме в западной части Лондона…»

Нет. Нет! Те, кого упоминают по радио, никак не связаны с живыми, реальными людьми. Жертвы дорожных аварий или убийств в Стоквелле – все они чужие родственники. Не мои. Это не мой муж, который мне уже не муж.

– Карлу арестовали, – как-то недоверчиво добавил Росс, словно до сих пор не мог в это поверить.

В голове эхом отдалось: «По подозрению в совершении преступления задержана женщина…»